Интервью
D21: Анне Крёнкер и Кирилл Савченков

В ММОМА в Ермолаевском переулке открылась вторая часть программы «Формы художественной жизни» – выставка «В новых условиях мы создаем пять стандартных форм», подготовленная совместно с Гете-Институтом в Москве. С точки зрения формы организации она напоминает рабочий клуб, функционирующий как публичная библиотека, университет, тренировочная площадка и парк с предсказаниями. 

Татьяна Сохарева

В ММОМА в Ермолаевском переулке открылась вторая часть программы «Формы художественной жизни» – выставка «В новых условиях мы создаем пять стандартных форм», подготовленная совместно с Гете-Институтом в Москве. С точки зрения формы организации она напоминает рабочий клуб, функционирующий как публичная библиотека, университет, тренировочная площадка и парк с предсказаниями. Художники исследуют новые методы взаимодействия между институциональными и независимыми инициативами.

О художественных стратегиях мы поговорили с Анне Кренкер, постоянным участником D21 Kunstraum в Лейпциге, и московским художником Кириллом Савченковым.  

Анне Крёнкер

Работая над своими произведениями, я всегда стараюсь выстроить систему связей между объектами, городами и людьми, с которыми взаимодействую. Когда наш куратор, Лена Брюггеман, пригласила меня поучаствовать в выставке в Москве, я начала думать о том, кто я, куда я направляюсь, и вспомнила, что в моем родном городе Оснабрюке существует своя «Москва». Она появилась еще во времена Наполеона: когда тот бежал из России, некоторые его солдаты осели в Оснабрюке и открыли кафе под названием «Москва». В 1925 году на его месте построили бассейн. Примерно в этот же период в Москве был разрушен Храм Христа Спасителя, чтобы расчистить место для строительства Дворца Советов. Этот план не удалось реализовать, и спустя три десятилетия на месте храма появился знаменитый бассейн «Москва». Приглашение на выставку стало для меня поводом исследовать эту историю и выстроить такие неочевидные на первый взгляд параллели.
 
Следующим смысловым наслоением в моей работе стала галерея D21. Когда я только переехала в Лейпциг, нам пришлось ремонтировать наше пространство, потому что пол в D21 всегда был очень проблемным, ведь у здания ветхий фундамент. Однажды я пригласила всех членов союза D21 на ужин, но с уловием, что мы можем говорить только о галереи. В итоге, в течение почти четырех часов мы обсуждали, какой ужасный у нас пол, как плохо, что он нас не выдерживает. Вплоть до сегодшнего дня мы не можем выставлять ничего тяжелого. И, конечно, никаких танцев в галерее! Собираясь в Москву, я вспомнила, что у меня до сих пор хранятся куски плитки, оставшиеся после ремонта, вспомнила плитку, которой выложен бассейн «Москва» в Оснабрюке, и поняла, что именно из этих материалов и сложится моя работа.
 
Приехав в Москву, я специально бродила вокруг Храма Христа Спасителя, собирая объекты и как будто бы растаскивая его по частям. В самом храме меня больше всего поразил красный неоновый свет – какая-то надпись, выложенная светодиодной лентой. Точно такой же полоской я выложила план бассейна в Оснабрюке в своей работе. Ее, конечно, нельзя оставлять завершенной, она должна развиваться и обрастать новыми связями. Сейчас мне приходится ставить точку, потому что я уезжаю, но, в целом, мне кажется, что над произведениями нужно работать всю жизнь, чтобы они становились более сложными и запутанными.
 
Меня интересует состояние перманентной стройки и временный порядок, котоырй внутри нее возникает, – новые отношения, новые связи, исчезающие в тот момент, когда стройка заканчивается. Создать порядок, пускай и временный, – это одна из базовых человеческих потребностей. Мы, таким образом, стремимся контролировать окружающую среду. Моя цель – дать новую жизнь материалам, которые мы редко замечаем в повседневности. Они требует очень серьезного отношения. У меня в мастерской, например, хранится куча песка. Когда я руками проделывают в ней дыры и заливаю гипсом, я делигирую власть материалу и теряю ощущение контроля над своим произведением. Форма возникает сама собой. Песок и гипс – это материалы, которые плохо взаимодействуют друг с другом, поэтому из их соединения и возникают удивительные объекты.
 

Кирилл Савченков

С точки зрения жанра я определил преформанс The Elsewhere Logistics как тренинг оперу по аналогии с космооперой. Его также можно назвать перформативным эссе или тренинг-эссе. Телесные и когнитивные практики существуют здесь в синергии. Мне интересно, как определяются наши взаимоотношения с телом, потому что в современном мире тело и телесность становятся объектом внимания и точкой приложения разных сил. Это одно из тех явлений, что подталкивает нас к переопределению ролей — например, между технологией и политикой, телом и интеллектом, данным и созданным. В моей практике первичен вопрос медиации между субъектами и институциями, роли мышления при встречи данных и знаний. Поскольку это может создать злоупотребления и определить пути распределяется знания.
 
Вызовы современности зачастую способствуют распространению культа self-improvement, который включает в себя различные практики, в том числе образовательные, нацеленные на то, чтобы человек постоянно повышал уровень креативности и эффективности. Это очень важный момент, потому что креативность и эффективность — как раз то, что от нас требует современная корпоративная культура и в какой-то степени институциональная среда. Практики, которые я задействую в работе, имеют несколько первоисточников. С одной стороны, это опыт, который используется корпорациями  в обучении, но помещенный в иной контекст, а с другой — акции художественной группы «Коллективные действия». Я бы назвал это актом перевода. Сопрягая опыт  художественные практики «Коллективных действий», во многом определенные опытом существования в советской среде смещенных политических смыслов, и упражнения, связанные с теми или иными психофизическими практиками, я создаю новую систему связей между ними.
 
Тренировка предполагает возможность открытого входа и выхода: участник может остановиться в любой момент и уйти, его никто не принуждает записываться на целый курс. Он может понаблюдать за процессом со стороны.  Почему нет? У нас нет заранее заданного ритма, так как постоянный ритм — это явление, связанное с деятельностью властных институтов. Он иррегулярен и неравномерен. Действие происходит в серых зонах, где существует некий заранее заданный порядок, который ты можешь трансформировать или даже разрушить. Поэтому работа и называется «Логистика вненаходимости». Она предполагает как выход из системы, так и выстраивание логистики движений внутри нее. Термин «вненаходимость», введеный Алексеем Юрчаком, отсылает к повседневному опыту различных сообществ в позднесоветский период, который заключался существованию вне системы не выходя из нее. Ее не стоит путать с диссидентством или буквальным эскапизмом, это скорее формирование альтернативной системы мировозренческих координат поверх уже существующих социальных и политических ритуалов.
 
Форма реализации перформанса определяется в процессе работы с группой медиаторов-перформеров. Поскольку сам опыт медиации в значительной степени определяется ходом разговора, ассоциациями и интерпретациями близкими собеседникам, медиатору и участнику. Мы создали коллектив, в котором перформеры-медиаторы существуют довольно автономно. Они могут дополнять темы, которые я предлагаю, или менять линию интерпретации по своему усмотрению. Отношения между действием и текстом здесь крайне важны, потому что каждый медиатор выбирает собственное направление повествования и меняет его в зависимости от ситуации. Выходит, что как художник я создаю произведение, представляющее собой нечто вроде алгоритма или сценария с открытой структурой, завершение которого я делегирую участникам события. Если, я прихожу на тренировки (что бывает в начале работы группы), то только, чтобы стать свидетелем итога встречи участников занятия.