2020: 70-й Берлинале
«Ундина» – нырок из жизни в сказку и обратно

На Берлинском кинофестивале показали новый фильм Кристиана Петцольда – одного из лидеров берлинской школы. Но знаменитого реалистического метода повествования, отличающего выпускников Немецкой академии кино и телевидения, здесь до поры до времени нет: коварная «Ундина» начинается как убаюкивающая и красивая сказка.

Егор Москвитин

Девушка-историк Ундина (актриса Паула Бер, отмеченная в Венеции за роль во «Франце»), узнав, что молодой человек от неё уходит, сперва комкает салфетки и плачет, а потом честно предупреждает: раз уж он обещал любить ее до конца своих дней, то теперь ей придется его убить. Так заведено у настоящих – а не андерсоновских – русалок из фольклора. В германо-скандинавской мифологии их зовут ундинами – совсем как героиню с огненно-рыжими волосами, неземным взглядам и гибким телом, которое всегда чем-то скрыто. Мы часто видим, как девушка в спешке переодевается или кутается в одеяло, но ни разу, несмотря на навязчивый и ироничный эротизм фильма, не видим ее обнажённой. Что, если у неё есть хвост? Это бы объяснило, почему рядом с ней дрожат аквариумы и теряет голову промышленный ныряльщик Кристоф (актер Франц Роговский, уже игравший с Бер в «Транзите» все того же Петцольда) – ранимый и прекраснодушный юноша, который тоже мог бы быть героем сказки. Например, сказки об оловянном солдатике. Увлечение Кристофом отвлекает Ундину от наказания бывшего неверного возлюбленного: девушка снова начинает верить в бессмертное чувство.

Русалки снимаются в современном кино так часто, что им впору задуматься о создании профсоюза. В фильме «Соблазн» (2015) молодая польская звезда Михалина Ольшанска изображает хвостатую соблазнительницу-людоедку, подкарауливающую жертв в ночных клубах. В фильме «Русалка» (2007) российского режиссера Анны Меликян зеленоволосая чудачка-провинциалка из приморского городка отдает свою жизнь за жизнь беспечного принца из Санкт-Петербурга, который даже не заметит ее жертву. А в другой – ирландской – «Ундине» (2009) девушка из морской пучины встречает девочку в инвалидном кресле – и мифологический архетип позволяет ребенку найти себя в реальном мире.

Но Кристиан Петцольд – не режиссёр-сказочник, а режиссёр-ученый, и его «Ундина» – кино не только о хрупкости любви, но и о тайнах времени. Неслучайно героиня работает экскурсоводом и то и дело пересказывает историю Берлинского городского дворца. Оказавшись после Второй мировой войны по восточную сторону истории, старое здание было окончательно уничтожено. Но и возведенный на его месте Дворец республики просуществовал недолго: после воссоединения Германии снесли и его. Теперь на месте двух дворцов возводится музей, воссоздающий архитектурный облик резиденции короля. Игра в имитацию истории захватывает не только город, но и каждого живущего в нём человека – и в какой-то момент камера, приближаясь к картонному макету здания, замечает на скамейке перед ним одного из героев «Ундины». Пока реставраторы спасают прошлое, герои мучаются от невозможности дважды войти в одну и ту же реку и повторно пережить настоящее чувство. Чем красивее и возвышеннее любовь Ундины и Кристофа, тем страшнее зрителю думать о времени. Головокружительные грёзы героев конечны, как и запас кислорода у дайверов.

Но где в этой трогательной и грустной сказке про морскую пучину второе дно? Почему камера кружит вокруг макета Берлина, а героиня то и дело рассказывает долгие лекции об архитектурном воссоединении ФРГ и ГДР? То ли это издевательство над «профессиональными» зрителями, привыкшими анализировать кино вместо того, чтобы его чувствовать. То ли метафора возведения и падения стен между двумя типами мироощущения -– практичным и мифологическим. На протяжении фильма герои переживают фольклорную, экстремально красивую, возвышенную и при этом чувственную связь, и после такой неповторимой любви уже неизбежно умирают для всего остального. Как те дайверы, у которых после чересчур глубоких погружений перестает работать мозг.

Самое пронзительное в «Ундине» – это то, что фильм (как, кстати, и «Анна Каренина», на которую он полтора часа кивает своим навязчивым железнодорожным сообщением) еще какое-то время продолжается после своего ключевого события. И вытаскивает зрителя из омута подводной сказки – но не ради освобождения, а чтобы тот ещё минут пятнадцать задыхался и угасал, беспомощно досматривая уже совершенно другой фильм. И это уже как раз фильм той самой берлинской школы – с ее реалистическим повествованием и максимально болезненным изображением человеческих переживаний. Впереди у героев и зрителей – жизнь банальных выборов, растерянного молчания и тусклой скуки. Передвигаться по такой жизни одному из персонажей, еще недавно бегавшему за поездами, остается лишь на костылях. И спрятаться от этой неживой жизни ему удается лишь на дне морском. Но нам, в отличие от него, можно укрыться от собственного бесчувствия в кино. По крайней мере, не захлебнёмся.