Агнеш Хеллер
Во многих смыслах это новые действующие силы. Но «популисты» ли они?

Foto: Arild Vågen
Дорогие друзья,

термин «популизм» вызывает у меня затруднения. Популистом был Перон, и Чавес тоже. Но Орбан и его окружение — не популисты. Популисты хоть и демагоги, но они действительно на стороне народа, а не богачей. Некоторые тоталитарные партии Европы тоже были популистскими, правда, только вначале. В отличие от них Орбан и его партия вывели собственный олигархат, «нуворишей», чье богатство служит только им самим, а пропасть между богатыми и бедными в этом время все ширится. Я бы, скорее, говорила в этом случае о своего рода рефеодализации. Этнонационалистические партии даже не утверждают, что поддерживают «народ»; они поддерживают «нацию». Они притязают на то, чтобы защищать нацию от всех ее врагов: Сороса, Брюсселя и в первую очередь, конечно, от либерализма. Объявить либерализм врагом номер один — совершенно не новый ход. В этом этнонационалисты схожи с тоталитарными партиями. И все же они не тоталитарны, потому что им это совершенно не нужно.
 

graphicrecording.cool Соответственно, их политика идентичности этнонационалистична. Для этнонационалистов, в отличие от Аристотеля, «нация» — это не сумма граждан и гражданок, а все те, чьи предки происходят из данной страны, кто той же «крови», те, кто чувствует свою связь со страной, в которой они, может быть, никогда и не жили. Например, «фольксдойче»: они никогда не жили в Германии, там не жили даже их родители, бабушки и дедушки — но от них стали требовать провозгласить верность Германии, а не их родным странам. В глазах правящей политической элиты Венгрии сторонники оппозиционных партий венграми не являются. Напротив, истинными венграми считаются люди венгерского происхождения, никогда не проживавшие в Венгрии — если, конечно, они поддерживают Виктора Орбана. Этнонационализм может с легкостью обернуться открытым расизмом.

С 1914 года этнонационализм — распространенная в Европе идеология, которая, собственно, и стала идеологической почвой для Первой мировой войны. Европа заплатила за эту войны сотнями миллионами убитых. Все они — европейцы, погибшие от рук других европейцев.

По сути новые, сегодняшние этнонационалисты отличаются от таковых первой половины XX века тем, что их идеология строится на негативизме. Они не обещают присоединения новых территорий, освобождения общества от чужаков, счастья для всех или даже величия и превосходства. Они обещают защиту. Они берут на себя необоснованную смелость утверждать, что защищают свою нацию от иммигрантов, от вмешательства посторонних во внутреннюю политику и от предполагаемого ограничения национально-государственного суверенитета со стороны ЕС. Они возводят стены не только от иммигрантов — как они это подают — но и от всех других стран ЕС, не согласных с ними. Как я упоминала раньше, самый значительный противник этнонационализма — это либерализм. Поэтому, придя к власти, этнонационалисты немедленно упраздняют разделение властей, централизуют все ответственные за принятия решений органы, СМИ и образовательные учреждения и создают институты манипулирования общественным мнением (например, в Венгрии это реализуется через так называемые «национальные консультации»). Таким образом можно создать диктатуру, не прибегая к оружию тоталитаризма. У них есть такая возможность, ведь они пришли к власти не насильственным путем, а через парламентские выборы — которые нельзя назвать порядочными, но все же это были выборы. Их избирают и переизбирают, три раза, пять раз, как Путина, Эрдогана, Качиньского, Сиси и Орбана. Все считают свое президентство демократическим — ведь их выбрало большинство или почти большинство. Можно ли это оспорить? При поиске обозначения для такой формы правления мне на ум пришло выражение «демократура». Само существование этого слова указывает на то, что над термином «демократия» следует серьезно подумать.

На протяжении европейской истории понятие «демократия» неоднократно переосмысливалось. Изначально имелась в виду прямая демократия по образцу Афин. Согласно Канту, позже эта форма демократии уже не могла существовать, ведь государства стали слишком велики, и народ уже не мог собраться в одном месте для принятия совместного решения.

В США появилась первая современная форма демократии — представительная демократия, которая путем принятия Первой поправки к Конституции стала либеральной демократией. Тем не менее, до введения всеобщего избирательного права должно было пройти еще много лет. В XIX и в первую очередь по второй половине XX века на Западе, а позже и в Южной Европе демократию десятилетиями отождествляли с либерализмом, который, в свою очередь, включал в себя суверенитет народа и всеобщее избирательное право. В течение некоторого времени термин «демократия» означал суверенитет народа, достигаемый за счет всеобщего избирательного права, разделения властей и конституционного гарантирования прав. Теперь мы стали свидетелями новой метаморфозы понятия.

Что произошло? В двух словах, классовое общество превратилось в массовое общество. Так как классов (и, соответственно, классового сознания) больше нет, народ стал «массой». Традиционные партии, как консервативные так и социалистические, теряют избирателей. Новые партии возникают из ниоткуда и представляют интересы уже не индивидуумов, а защищаемой ими «нации» — так, как они эти интересы понимают. Они завоевывают голоса избирателей с помощью негативных идеологий. Негативные идеологии — это формы выражения нигилизма. И они опасны.

Об этой опасности я хочу поговорить в следующем письме. Но сначала буду рада получить комментарии к моим взглядам, сомнения и в особенности критические замечания.
 
Агнеш Хеллер