Немецкое единство
Баухаус — общегерманское культовое место
В ГДР эта цитадель модернизма долго пребывала в опале. В наши дни Баухаус — один из «культурных маяков» объединенной Германии.
Самое успешное немецкое изобретение XX века, самый успешный экспортный товар, долгожитель среди брендов: Баухаус из Дессау, основанный в Веймаре. Никакое другое художественное направление родом из Германии не достигало такого сокрушительного успеха в мировом масштабе. Никакой иной стиль не ассоциируется с современностью столь идеально и прочно. Высказываться против Баухауса даже в наши дни по-прежнему означает «сопротивляться прогрессу» — и это несмотря на то, что архитектурная школа в Дессау просуществовала всего восемь лет и закрылась уже в 1933 году.
Между закрытием школы в Дессау и открытием в 1976 году на ее месте «научно-культурного центра» по инициативе правительства ГДР — четыре десятилетия общественного остракизма: сначала со стороны национал-социалистов, которые начали бороться с Баухаусом еще до 1933 года, потом — и об этом в Западной Германии известно меньше — со стороны коммунистов. Такое неприятие уходило корнями в первые годы существования ГДР. Баухаус и социализм несовместимы, — эту новую линию провозгласил в 1950 году Аркадий Мордвинов, президент Академии архитектуры СССР, перед вызванной в Москву делегацией высокопоставленных восточногерманских архитекторов и партийных идеологов. Ставилась новая задача: «ориентировать людей, мыслящих категорями Баухауса, на идеалы настоящей социалистической культуры».
ВТОРОСОРТНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ
Ситуация начала улучшаться только за три года до объединения Германии в 1990 году. В ГДР с большими почестями фактически заново открыли Баухаус, который стал именоваться «центром дизайна». Разумеется, не обошлось без оговорок о том, что от основателя Баухауса Вальтера Гропиуса правильное понимание социализма все же ускользнуло. Согласно веймарскому историку архитектуры Кристиану Шедлиху, свою «социально детерминированную концепцию архитектуры» Гропиус развивал в обе стороны: как «в пролетарскую (социалистическую), так и в буржуазную (капиталистическую)». Так что реабилитация оказалась все же второсортной.После объединения Германии дальнейшую судьбу «Баухауса» не могли решить в течение четырех лет, и только 9 февраля 1994 года был основан «Фонд Баухауса в Дессау». Только тогда комплекс зданий и соответствующих учреждений вошел в список «культурных маяков» и учреждений культуры общенационального значения.
К такому высокому признанию изначально Баухаус никогда не стремился. Бунтарство — вот что было основой его самоидентификации, жизненным принципом. Эта архитектурная школа не вызвала бы беспрецедентного в мировом масштабе резонанса и восторга, если бы от нее не исходило ощущения крушения всего жизненного уклада, переворота всех ценностей, привязанностей и целей.
При этом нужно понимать, что в истоке этого героического, необузданного, дерзкого мышления находилась концепция «единого произведения искусства», за которую, в частности, выступал композитор Рихард Вагнер. Далее сюда добавилась романтическая идея сделать мир лучше силами сообщества художников, которая окрыляла еще пионеров модерна, собравшихся вокруг австрийца Йозефа Марии Ольбриха. Хотелось вернуться к ремеслу, к средневековому строительству соборов, к цехам и гильдиям. Превозносились дыхательные практики, физическое оздоровление и осознанное питание, от которых ожидалось «внутреннее очищение организма».
ЧЕТКИЕ ПРЯМЫЕ ЛИНИИ
Такая двойная атака на устоявшееся положение вещей захлебнулась еще до Дессау, в начальный веймарский период Баухауса (1919–1925). То, что англичанину Фрэнку Уитфорду, написавшему большую монографию о Баухаусе (1992), казалось «очень принципиальным в современной Германии», распалось в поединке между «мистиком» Йоханнесом Иттеном и главой Баухауса Вальтером Гропиусом: «С одной стороны — культура Востока, трепет перед Индией, идея возврата к природе движения «вандерфогелей» и тому подобное, переселение на окраины, вегетарианство, толстовство, реакция на войну — с другой стороны американизм, прогресс, чудеса техники и изобретательства, большие города…»Гропиус одержал верх — а вместе с ним победил и импортированный из Голландии культ четких прямых линий. Забыты были фасады с лепниной, цвет, двускатные крыши, колонны, эркеры, цоколи и карнизы. Заброшена традиционная идея города как «организма». Пропагандировался город, подходящий для машин, город как механизм, отменялись улицы-коридоры и периметральная застройка. Приветствовалось разделение функций, сборное строительство, строительство из готовых элементов. Новое — это «фордизм», адаптация к производственным процессам, к ритму заводов, это скорость товарооборота. Однако сохранять наследие и «передавать его обществу» (как записано в уставе «Фонда Баухауса») — этого отец-основатель Гропиус не хотел.
Если сегодня Баухаус вновь стал общегерманским культовым местом, то это может объясняться только тем, что его революционный дух выдохся и нынешний Баухаус занят скорее сбережением традиций, чем поиском принципиально нового. Прогресс, который отсюда начал свое победное шествие по всему миру, нежится теперь в свете музейных ламп.