Психоаналитик Михаил Страхов:
Спорт как иллюзия гармонии

В интервью онлайн-журналу «Германия и Россия» психоаналитик Михаил Страхов рассказал, какое место в психоаналитической теории и практике отводится телу человека, как культурные нормы влияют на отношения человека со своим телом и что общего может быть у спорта и порнографии.

Речь – главный инструмент психоанализа, ведь все, что делает человек, приходя в психоаналитический кабинет, это говорить. А какое место в психоаналитической теории и практике отводится телу?

Очень важное, и вообще-то исторически психоанализ начался с вопроса о теле. Фрейд, будучи неврологом, изобрел психоанализ благодаря своей встрече с истерией – неврозом, при котором тогдашние пациенты в первую очередь демонстрировали очень яркие телесные симптомы, например, параличи или глухоту. Такого рода симптоматика называется конверсионной, то есть это когда естественные функции организма вдруг начинали давать сбой, человек переставал слышать или ходить, но при этом неврологические нарушения в организме отсутствовали. Отсутствие неврологической, то есть органической, или если угодно «природной» причины возникновения конверсионной симптоматики позволило обнаружить тайну их возникновения совершенно в другом месте: в речи пациента, в его мыслях, в бессознательном.

И можно даже сказать, что психоанализ как раз находится в точке, где язык соединяется с телом. Когда человек в кабинете психоаналитика говорит о своих чисто психологических страданиях, то рано или поздно он начинает говорить о теле. Сложность решения проблем бытия, которые вроде бы не телесные, на первый взгляд, заключается в том, что они не могут быть решены интеллектуально или социологически. Оказывается, что они не решаются именно потому, что у человека еще есть тело.

Однако есть другие психологические практики, которые в работе с пациентом на первое место выдвигают не речь, а как раз тело, например, танцевальная терапия.

Чисто телесные практики предлагают погрузить тело в несколько иной дискурс, иную форму социальных отношений, то есть предлагают пользоваться телом немножко по-другому и в соответствии с другими законами, не так, как обычно принято в социуме. Поэтому занятие спортом или йогой – это не просто физическая активность, это новая социальная связь и форма отношений с другим, где возникает совершенно иное тело, которое по-другому себя ведет, которое вдруг открываешь совсем с другой стороны. Таким образом, телесные практики предлагают вам другой симптом, с которым вы возможно будете меньше страдать.

Телесная терапия только облегчает страдания или с ее помощью можно решить проблемы в отношениях с партнером, например?

Мне кажется, она все-таки только облегчает страдание. Впрочем, танец – это прекрасная форма отношений мужчины с женщиной!

Цель психоанализа – тоже облегчение страданий или что-то еще?

Психоанализ не рассматривает облегчение страдания как самоцель. Парадокс заключается в том, что терапевтический эффект психоанализа является как бы его побочным продуктом. Одно из основных отличий психоанализа от психотерапии или от медицины связано как раз со спецификой понимания симптома. Целью психотерапевтического или медицинского лечения является устранение симптома, который понимается как физиологическая или психологическая дисфункция.

Изначально Фрейд, будучи врачом, точно так же подходил к симптому и пытался устранить его как дисфункцию. Но, встретившись с таким странным феноменом как негативная терапевтическая реакция - ухудшение состояния пациента, которое наступало всякий раз, когда над пациентом нависала угроза, что симптом может исчезнуть, – он обнаружил, что симптом выполняет в психическом аппарате некую работу, и в этой перспективе симптом стал звучать как особая функция. И эта функция – устанавливать связи с другим, которые иначе являются невозможными как раз потому, что у людей есть тела, другими словами: симптом – это альтернатива невозможным сексуальным отношениям.

Вы могли бы пояснить как раз знаменитую фразу Жака Лакана о том, что сексуальные отношения невозможны.

Начнем с того, что сексуальность – это такая штука, которая относится к телу, которая связана с телом и ее частным проявлением является то, что мы называем сексуальными отношениями. Главное недоразумение сексуальности состоит в том, что мы мыслим сексуальность как то, что соединяет людей, причём в «лучшем» случае, мужчину и женщину, и как раз Фрейд открывает, что сексуальность делает социальные связи невозможными. Без сексуальности человеческие отношения были бы гармоничными, и их прекрасно могли бы описать социология или конфликтология.

Идеал сексуальности, цитируя Фрейда, - это рот, который целует сам себя. Сексуальность по своей природе аутоэротична, то есть мое тело является источником сексуальности и одновременно пытается удовлетворить само себя. Но как раз потому, что в этом теле есть какой-то дефект, разрыв, приходится во внешнем мире искать объект, который был бы способен восполнить этот разрыв. Увы, ты всегда обнаруживаешь, что этот объект – не то, что ты ищешь, не часть твоего тела. Вот так на пальцах можно говорить об этом тупике – о невозможности отношений, потому что тела никак между собой не соединяются. Как раз язык и речь позволяют худо-бедно устанавливать связь между людьми, несмотря на то, что эта связь в принципе невозможна.

Культурные нормы оказывают какое-то влияние на отношения человека со своим телом? Можно ли считать, что в современном либеральном обществе, в отличие от викторианского или тоталитарного, человек стал немного больше хозяином своего тела и сексуальности?

С точки зрения психоанализа все обстоит совсем не так. Общество не создает невозможность для удовлетворения сексуальности, оно лишь позволяет как-то представить эту невозможность. А эта невозможность абсолютна. Фрейд упоминает такую довольно примитивную форму организации общества как первобытная орда. В этом человеческом обществе есть вожак, который имеет доступ ко всем самкам и который ограничивает его для остальных самцов и таким образом воплощает собой эту невозможность. Любая форма общества – это различные формы записи, символизации невозможности сексуальных отношений. От формы записи этой невозможности зависит то, как я могу этой невозможностью распоряжаться, буквально, какого рода возможности это мне открывает. Один из таких примеров – куртуазная любовь в Средневековой Франции. Прекрасная дама – это женщина с большой буквы, приближение к которой представляет длинный путь. Пока ты идешь этим путем, ты пишешь стихи, совершаешь подвиги – то есть вся жизнь мужчин той эпохи разворачивалась на этом пути.

А как можно описать отношения человека со своим телом в капиталистическом обществе?

В конце своей жизни Жак Лакан заинтересовался капитализмом как формой дискурса. Он формализовал человеческие отношения, описав их с помощью четырех дискурсов: господина, университета, истерички и аналитика. Это по сути четыре способа установления связи с другим, в которых по-разному вписана вот эта сексуальность. Пятый дискурс – капиталистический - связи не устанавливает, а, наоборот, разрушает. Капитализм предлагает вместо другого, с которым человек пытается устанавливать сексуальные отношения, - «гаджет», уже готовый объект, который вроде бы гораздо лучше для этого приспособлен, который будет ответом на мой поиск объекта, которого мне не хватает.

Капиталистический мир производит объекты, «гаджеты», такие гарантированные источники наслаждения. В этом смысле диктат капитализма: «Наслаждайся!» Но наслаждаться нужно частным образом, в отрыве от другого. В капиталистическом дискурсе больше не нужно задавать вопросы: что ты хочешь? Чем я могу быть для тебя? Что мое тело для другого и его наслаждения? На место другого, с которым человек пытается устанавливать сексуальные отношения, встает гаджет. Простой пример: я и моя подруга сидим в кафе, и взгляд каждого из нас направлен на смартфон, и при этом каждый из нас уверен, что эта штука соединяет его с целым миром, но мы не смотрим друг на друга…

Спорт – это еще один вид дискурса, в котором тело представлено совершенно особым образом.

В спорте тела подчинены жесточайшему диктату правил, рекорда, результата. Задача спортсмена – это буквально выпрыгнуть за пределы природных лимитов. Поэтому тело в спорте – это тело, которое ломается, это тело, которое нужно подвергать химическим и прочим изменениям для того, чтобы оно соответствовало требованиям того другого, которому на биологию наплевать. Пределом следования этому требованию является полное отчуждение тела, смерть. Почему диктатуры так любят спорт? Потому что диктатура хотя и идеальная социальная структура, но с этим идеалом никак не вяжутся живые тела. Для живых тел, которые всегда не вписываются в систему, есть другое решение – это спорт, который позволяет одновременно и обходиться с этими телами, и одновременно их немножко умерщвлять.

При этом эстетизация – это естественный спутник культа спорта в различных культурах.

Вы видели календарь, который художник Алексей Тарусов выпустил к Зимним Олимпийским играм? Он взял за основу эстетику советского спортивного плаката, поменял кое-что в деталях, и получилась практически порнография. Порнография создает иллюзию, что абсолютная гармония между телами возможна, когда два человека не только соединяются причудливым образом, но еще в это время оба наслаждаются. Эта абсолютная гармония подается в виде образа, возможно, поэтому всегда дискутируется, где искусство, а где порнография. И там, и там речь идет о гармонии восприятия. В этом смысле спорт предлагает нечто подобное на уровне образа: он позволяет создать иллюзию гармонии на уровне собственного тела.