Рубен Аревшатян и Георг Шёльхаммер
Советский модернизм — параллельная история архитектуры и урбанизма как тема текущей дискуссии

За последние годы архитектура советского модернизма стала предметом огромного интереса профессионалов и общественности в разных странах. Этот растущий интерес объясняется разными факторами, главный из которых — глобальное открытие новых богатых пластов наследия архитектурного модернизма в странах постсоветского пространства, которые в результате холодной войны оказались отрезанными от западного исторического вектора развития. В самих странах бывшего Советского Союза это наследие интересно людям: после того как большое количество знаковых зданий оказались утерянными, общественность постсоветских стран начала не только осознавать их значение как памятников истории и архитектуры, но и признавать, что эти сооружения являлись важными социокультурными компонентами коллективной идентичности этих государств. 

Рубен Аревшатян и Георг Шёльхаммер

За последние годы архитектура советского модернизма стала предметом огромного интереса профессионалов и общественности в разных странах. Внимание к послевоенной модернистской архитектуре советских республик было подпитано несколькими важными международными исследовательскими проектами и выставками, такими как Local Modernities («Локальные модерности»), эта зародившаяся в 2003 году исследовательская инициатива продолжает работать и сегодня; Soviet Modernism 1955-1991: Unknown Histories («Советский модернизм 1955–1991: Неизвестные истории»), выставка 2012 года, проведенная в Центре архитектуры Вены; Trespassing Modernities («Переходящий границы модернизм»), выставка в художественной галерее SALT в Стамбуле в 2013; а также несколькими публикациями.

Этот растущий интерес объясняется разными факторами, главный из которых — глобальное открытие новых богатых пластов наследия архитектурного модернизма в странах постсоветского пространства, которые в результате холодной войны оказались отрезанными от западного исторического вектора развития. Только недавно это достояние стало предметом международных исследований, научных и научно-популярных публикаций, а также объектом охраны памятников архитектуры и архитектурного наследия. Но внимание к советскому модернизму пришло не только извне. В самих странах бывшего Советского Союза это наследие интересно людям: после того как большое количество знаковых зданий оказались утерянными, общественность постсоветских стран начала не только осознавать их значение как памятников истории и архитектуры, но и признавать, что эти сооружения являлись важными социокультурными компонентами коллективной идентичности этих государств. 

Всё это говорит нам о том, что архитектура советского модернизма — это важная тема сегодняшней реальности в фокусе международного внимания. Это пока еще не решенный вопрос архитектурного бытия российских регионов и постсоветских республик. Уже случившиеся потери и существенные трансформации городской среды постепенно привели к возникновению опасений в обществе.  Рост количества международных исследовательских проектов, инициированных местными группами, публичный дискурс на темы урбанизма и деятельность активистов гражданского общества — все это в очередной раз демонстрирует  растущий интерес к охране памятников архитектуры модернизма. Некоторые такие явления породили новые формы общественного сопротивления политике неонационализма и доминированию экономических приоритетов над социокультурными конструктами сегодняшнего дня.

Это новое прочтение архитектуры сопровождается глобальным интересом к функции архитектурного модернизма в строительстве урбанистической и геополитической периферии. Но в региональном плане это важнее для нового понимания внутренних противоречий между советским и современным обществом и реальностей имперской структуры, которая привела к коррозии этого общества. Путем местного прочтения советского города можно раскрыть многие современные синкретические значения процессов, бурлящих в столицах стран бывшего СССР.

История и последующие преобразования, которые происходили с архитектурой и городской средой постсоветских и постсоциалистических стран, раскрывают нам сложные темы, которые относятся  к более широким культурным и социополитическим аспектам, противоречиям, дилеммам и вопросам модернистского видения мира двадцатого века в мировом масштабе. Эти проблемы еще предстоит решить человечеству. 

Вскормленные революционными идеями социальной утопии архитектура и урбанизм раннего советского авангарда были важными проводниками нового стиля жизни альтернативного общественного порядка. Идеологический призыв к модернизации в двадцатые годы в СССР привел к появлению новой типологии городских планов, инфраструктуры, массового жилья, публичных зданий и сооружений политической репрезентации для работы, празднеств и отдыха, которые создавались в радикально новом современном стиле. Разнообразие концептуальных подходов и дискурсов, которые происходили между разными архитекторами, архитектурными группами  и сообществами, расширялось не только за счет новых советских республик, но и благодаря интенсивному обмену идеями и практиками между европейскими и советскими архитекторами и архитектурными школами, такими как Баухаус и ВХУТЕМАС, вдохновленными созиданием нового жизненного порядка. Советская архитектура того времени была неотъемлемой частью глобального модернистского дискурса, который оказал серьезное влияние на ее развитие. 

Когда в тридцатых годах двадцатого века в Европе и в СССР общественные парадигмы постепенно сдвинулись к авторитарным консервативным политическим режимам, революционные идеи в искусстве, культурной жизни и в архитектуре стали подавляться консервативными идеологиями. Демонизация и резкое общественное порицание модернистского движения и авангардных экспериментов происходили почти симметрично в Германии и Советском Союзе, и при этом стороны упрекали друг друга в зловредном влиянии. Кроме того, что этот процесс стал частью возрастающей поляризации между различными идеологическими и социоэкономическими политическими системами, он также породил культурную и в определенном смысле цивилизационную демаркацию между СССР и западным миром, за которой последовало разделение истории, предлагающее особую идеологическую позицию по отношению к модернизму и современности как таковым. Это отношение нашло свое продолжение в эпоху холодной войны в доминирующем восприятии мира, разделенного геополитически, исторически и культурно в соответствии с принадлежностью к продвинутым и отсталым обществам в смысле модернизма/истории. 

Хотя модернистские принципы прерванного дискурса о новом стиле жизни возобновились после 1955 года, когда архитектура соцреализма сталинской эры была отринута, и воплощались вплоть до последних лет существования СССР, экономический кризис и сократившиеся материальные ресурсы сказались на работе архитекторов. 

За новой урбанизацией стояла идеология научно-технического прогресса. Она рождалась в местных планировочных бюро каждой республики и воплощалась в условиях стандартизации строительной индустрии. Архитекторы экспериментировали с концепциями международной архитектуры и делали заимствования из наследия раннего советского модернизма двадцатых годов. Так в ускоренном темпе формировался оригинальный язык позднего советского модернизма.

Однако к шестидесятым годам появилась критическая реакция на эту политику индустриализации пространства и архитектуры. Архитекторы и местные элиты стремились дистанцироваться от официального канона советской архитектуры в поисках региональной или национальной идентичности. Таким образом, в республиках сформировался архитектурный авангард, бросивший вызов доминировавшей уравнительной политике центральной бюрократии. Возникли разнообразные версии модернизма: местный модернизм и его советский гибрид.

Семидесятые годы принесли с собой еще один сдвиг парадигмы. При Брежневе советское общество в целом приняло ориентированный на Запад стиль жизни. Это проникло в каждодневную жизнь через упадок этоса коммуны, который когда-то был присущ советской идеологии. На это явление архитектура откликнулась новыми и особыми типологиями: от пионерского лагеря — к домам творчества, от цирка — к дворцу бракосочетаний.

Коллективный проект выстраивания советского модернизма резко оборвался в начале девяностых годов, когда распался СССР. Большая часть утопических идей этого направления осталась в виде фрагментов или, в конце концов, не была осуществлена вовсе. Многие из реализованных структур, форм и достижений, которые в нашем сознании ассоциируются с этими понятиями, физически пришли в негодность или подверглись воздействию негативного общественного мнения в первые годы постсоциалистической рыночной экономики в странах бывшего СССР. Тем не менее главные замыслы советской эпохи и современная архитектура остаются важными элементами нынешней урбанистической реальности и идентичности архитектуры городов бывшей империи, где новое поколение архитекторов, урбанистов, искусствоведов и активистов гражданского общества спорит за право их защиты и возможность интерпретации.