Берлинале-блогеры 2020
«Уроки фарси» — парадоксальный пример зрительского фильма о Холокосте

Егор Москвитин

Холокост — тема в кинематографе отнюдь не табуированная (ни к одному другому периоду из прошлого режиссеры не обращаются так часто, как ко Второй мировой войне), но и не регламентированная: нет ни эстетических, ни этических стандартов рассказывания историй о геноциде. Если допустить, что задача таких фильмов — прежде всего «профилактическая» (служить напоминанием, информировать, предостерегать), то ее не выполнить, не обращаясь к максимально широкой аудитории и не оперируя универсальными художественными приемами. Но это уже ставит режиссеров и сценаристов перед другой проблемой — неизбежным упрощением киноязыка и смыслов, вытеснением своего авторского «я» из чужих трагедий. 
 
Стивен Спилберг, сняв «Список Шиндлера» (коммерчески успешный проект, который только в Германии посмотрели 6 миллионов человек), отказался от гонорара, назвав заработанные фильмом деньги кровавыми. Итальянский постановщик и актер Роберто Бениньи в драме «Жизнь прекрасна» осмелился превратить трагедию в фарс — до поры до времени его лента кажется комедией положений. Венгерский режиссер Ласло Немеш в «Сыне Саула» и русский классик Андрей Кончаловский в «Рае» напротив, максимально сужают свою аудиторию, не идя ни на какие компромиссы в плане киноязыка. 

Тем важнее зафиксировать: на Берлинале-2020 показали ленту, которая пытается примирить два противоположных подхода к рассказыванию историй про Холокост — зрительский и авторский. Это «Уроки фарси» Вадима Перельмана — канадского режиссера с украинскими корнями, сделавшего в Америке утонченный фильм «Дом из песка и тумана», а в России — популярный сериал «Измены». В «Уроках фарси» сочетаются обе грани таланта Перельмана. С одной стороны, его фильм получился максимально понятным, эмоциональным и универсальным по своему киноязыку. Его визуальный ряд мало чем отличается от других крупнобюджетных драм о Холокосте — и безотказно действует на органы чувств зрителя. 
С другой стороны, в этой истории про еврея, который притворился персом и оказался личным заложником немецкого повара (тот мечтает после войны открыть ресторан в Тегеране и поэтому требует обучить его фарси), есть настоящее новаторство — плутовской сюжет. По сути, концлагерь в фильме становится сценой для балаганной постановки очень популярной в средневековой Германии сказки о Рейнеке-лисе — трикстере, который обманом спасает свою шкуру и раз за разом побеждает злого волка. И описывая трагедию 20-го века языком античной басни (а Рейнеке-лис может считать своим прародителем еще грека Эзопа), фильм блестяще справляется с главной задачей всех лент о Холокосте. С задачей указать на слепую цикличность человеческой истории и предостеречь нас от ее жестоких привычек. Гегель говорил, что любые крупные события повторяются дважды: «первый раз как трагедия, а второй — как фарс». В фильме Перельмана есть и трагедия, и фарси — язык, будто бы созданный для иронии и аллегорий. Каким-то образом этой картине удается сохранить и этику, и эстетику — а это большая редкость и удача для фестивального кино.