Париж
Анне Вебер, писательница и переводчица

Анне Вебер

Портрет Анне Вебер на сером фоне © © Anne Weber Анне Вебер © Anne Weber
Что для вас олицетворяет нынешнюю ситуацию — лично вашу и ситуацию в вашей стране?

В эти дни актуальны множество разных символов — от мышиной норы до пустой полки. Разумеется, они релевантны не только для Франции, где я живу, но и для многих других стран. А Франции, возможно, лучше всего подойдет маска. В последние годы тут активно обсуждались исламские головные платки и различные варианты хиджаба; в школах ношение платков запретили полностью. В прошлом году в Бургундии крайний правый депутат напал на мать в платке, которая сопровождала школьную экскурсию (в ее случае платок был разрешен). Теперь, полгода спустя, вся страна закрыла лица. У кого нет маски — а таких людей много, ведь маски дефицит, и преимущественное право на их получение имеют медики и тяжелобольные — оборачивается шарфом в несколько слоев, шьет себе некое подобие маски из фильтров для кофеварки или мешков для пылесоса, или как минимум закрывает нос и рот носовым платком. Вся страна в парандже.

Как пандемия изменит мир? Какими вы видите долгосрочные последствия кризиса?

Как эксперт по кризисам я бы сказала… Нет, разумеется, я не эксперт ни по чему, и тем более ни по чему системному. Писатель имеет дело скорее с частным, чем с системным. И я не социолог. Как и все остальные, я пытаюсь составить какое-то свое мнение на основе того, что читаю о ситуации в стране и в мире. У меня сложилось не особенно оригинальное впечатление: оказывается, границы умеют закрываться, а нас ждет серьезный экономический кризис. А мировые экономические кризисы не то чтобы приводят к власти умеренных, разумных политиков — наоборот, пользу из них извлекают крайние правые, умело играющие на отчаянии и неуверенности людей. Поэтому, возможно, в этой ситуации быстро распространится правый экстремизм, и без того окрепший в последние годы. Нас могут ждать диктатура и государство тотального наблюдения.

Что дает вам надежду?

Когда я вижу, с какой самоотдачей и уверенностью продолжают работать, насколько выкладываются те люди, чья деятельность необходима, чтобы мы не испытывали недостатка в продовольствии и чтобы нам по-прежнему предоставлялась медицинская помощь; когда я вижу, как моя знакомая медсестра, которая уже два года на пенсии, намеревается снова выйти на работу — все это дает мне надежду. Каждый, кто улыбается мне с противоположной стороны улицы, дает мне надежду.

Какова ваша личная стратегия по совладанию с ситуацией?

Президент Франции Макрон говорил о войне — которую я, вооружившись мылом и антисептиком, должна вести преимущественно забаррикадировавшись дома. А там меня ждет другая война — война с самой собой и своими страхами, и против них нет оружия. Какова моя личная стратегия по совладанию с ними? «Стратегия» — это слово, пришедшее из военного искусства. То есть, война — это одно из искусств? Самое дьявольское тут вот что: чем активнее я веду внешнюю войну — то есть, например, чем чаще мою руки, чем больше держу дистанцию от впереди стоящей женщины в очереди на кассе пекарни, чем чаще берусь за ручку холодильника в супермаркете мизинцем, для верности одетым еще и в резиновую перчатку — тем сильнее становится внутренний враг. И чем сильнее он становится, тем чаще я хватаюсь за свое мыльное оружие, и так далее. В итоге приходит понимание: лучше не иметь стратегий. Не полностью, но немного все же сдаться.