Память в Латвии
Непримиримые истории прошлого

Георгиевская лента и флаг Латвии – символы двух конкурирующих ритуалов памяти в Латвии.
Георгиевская лента и флаг Латвии – символы двух конкурирующих ритуалов памяти в Латвии. | © Goethe-Institut Riga / L. Urme

Вторая мировая война на сегодняшний день является важнейшей узловой точкой социальной памяти Латвии, в которой воедино сплелись непримиримые истории прошлого. Эти истории, с одной стороны, вдохновляют, с другой – создают в памятийных общинах Латвии ощущение тревоги.

За последние 15 лет вольные попытки почтения памяти о Второй мировой войне переросли в ежегодное испытание для и без этого сложных взаимоотношений между различными группами латвийского общества. За это время история успела отойти на второй план, а центральная роль в публичном пространстве отведена именно конкурирующим ритуалам памяти. Вторая мировая война из диалогов автобиографических воспоминаний трансформировалась в политизированные памятийные войны.

Память о Второй мировой войне в Европе пронизана несколькими нарративами. Американский историк Тимоти Снайдер (Timothy Snyder) выделил три основных. Первый из них рассказывает о том, что освобождение пришло с Запада. Упрощенно выражаясь, американцы высадились на побережье Нормандии и остановили господство зла в мире. Второй нарратив, подчеркивая героическую борьбу Советского Союза против нацизма, повествует об освобождении, которое пришло с Востока. Наконец, третий нарратив говорит об опыте Холокоста и фокусируется на страданиях евреев как жертв. Эти страдания сделали евреев иконной жертвой Второй мировой войны, жертвой глобального масштаба. Однако в Латвии ни один из этих нарративов и сопровождающих их мемориальных ритуалов не закрепились как структура, которая объединяла бы историческое сознание нации.

Две культуры памяти

После Второй мировой войны образовались две мемориальные культуры, которые и по сей день влияют на социальную память Латвии в отношении войны. Одной из них является советская культура памяти, прославляющая решающую роль СССР в освобождении Европы от нацизма. Однако мнемонические ритуалы, связанные с этим нарративом, образовались значительно позже – во время правления советского лидера Леонида Брежнева (1964 – 1982). В позднейший советский период война превратилась в манифестацию героизма и силы, и в тени которых остались жертвы войны. Вернее сказать, любые потери были подчинены формуле «цель оправдывает средства». В середине 1960-х годов была введена традиция празднования 9 мая или Дня Победы. Как отметила латвийский историк Вита Зелче, празднование Дня Победы стало значимой частью советизации Латвии, даже мерилом этого процесса. Одновременно советский режим культивировал образ ветеранов Красной армии. В мемориальном ландшафте Латвии появились многочисленные братские кладбища, на которых были захоронены солдаты, включая латышских, воевавшие в рядах Красной армии. При этом более 100 тысяч граждан Латвии, которые воевали на стороне Германии, в том числе в латышском легионе, были совершенно исключены из публичного упоминания и длительное время подвергались стигматизации.
 
Другая традиция памяти о Второй мировой войне образовалась на Западе, в общинах латышской эмиграции. Несмотря на то, что эта традиция своими корнями уходит в нарратив западных стран как «освободительниц», она, тем не менее, сохранила самобытные национальные черты. А именно, память о войне подчеркивала огромные жертвы среди латвийских граждан, трагедию латышских легионеров и двойную оккупацию Латвии, которая продолжалась и после окончания войны. Более того, бывшие легионеры формально не могли примкнуть к нарративу Запада, поскольку их считали теми, кто, хоть и находясь против своей воли в немецкой армии, не прямым образом, но всё же противился «освобождению с Запада». Нужно отметить, что в соответствии с решениями Нюрнбергского трибунала, латышский легион не был признан частью преступных «Войск СС» (“Waffen SS”). В эмиграции важнейшим памятийным агентом стала организация «Ястребы Даугавы» (“Daugavas Vanagi”), организованная бывшими латышскими легионерами. Это объединение занималось оказанием социальной помощи бывшим солдатам, а также сохранением памяти о павших воинах. Именно «Ястребы Даугавы» в 1952 году основали новую традицию – поминовение латышских легионеров 16 марта. Этот день был выбран как символическая дата, поскольку именно 16 марта 1944 года обе дивизии латышского легиона единственный раз вместе участвовали в сражении против Красной армии на берегах реки Великой.

Динамика мемориальной традиции в постсоветский период

После распада СССР традиция Дня Победы в Латвии пережила резкий упадок популярности. В 1990-е годы праздник 9 мая уже мог собрать лишь пару сотен людей преклонного возраста. Многие братские кладбища, созданные в советское время, заросли и пришли в запустение. В переходную эпоху приговор латвийской исторической политики был однозначным: СССР, так же как и нацистская Германия, был агрессором, который оккупировал Латвию и погубил жителей страны. Однако подобная историческая политика имела выражено этноцентричный характер, так как главными жертвами Второй мировой войны она делала латышей. По этой причине русскоязычная часть латвийского общества встретила новый исторический нарратив, равно как и защищающие его партии, крайним противостоянием.
 
9 мая из официального календаря в Латвии исчезло в 1995 году, а сменило его 8 мая, общепризнанное западными странами как День разгрома нацизма и памяти жертв Второй мировой войны. Однако в Латвии 8 мая не стало значительной датой. Этот день скорее служил формальным подтверждением принадлежности местной политической элиты к мемориальной культуре Западной Европы. Наряду с представителями политики, которые не смогли воплотить в жизнь эту новую идею, необходимо учитывать также исторический опыт. Большинству латышей, привыкших к памятным ритуалам, посвященным Великой Отечественной войне, было сложно отождествить себя с новой памятью о войне. В равной степени латышам как памятийной общине было трудно примкнуть к мнению о победе Запада, так как в контексте 8 мая латышам гораздо ближе была идентичность пораженных, а не победителей. Словом, пафос 8 мая в Латвии был заглушен сознанием потери государственной независимости, а историю о якобы уникальных страданиях латышского народа затмил нарратив Холокоста. Следует отметить, что в первые 15 лет после восстановления независимости стратегически важным делом для укрепления легитимности латвийской государственности было особое внимание к причинам и последствиям агрессии со стороны СССР. Поэтому в исторической политике и социальной памяти Латвии более значимое место было отведено осуждению советского оккупационного режима и осознанию советских репрессий, а не более глубоким размышлениям о Второй мировой войне. Такой памятийный режим затмил преступления оккупационного режима нацистской Германии.

В переходные время 90-е годы Вторая мировая война оставалась в забвении. Главным образом это было связано с насущными заботами людей, на фоне которых исторические проблемы отошли на второй план. «Ястребы Даугавы» и радикально националистически настроенные латышские политические силы пытались ввести традицию празднования 16 марта. Однако это не вполне удалось, так как большинство латышей не смогли принять памятный ритуал, возникший в эмиграции. Вдобавок к этому, латвийская политическая элита покорилась давлению Запада и не внесла в официальный календарь столь спорную дату. Правда, отношение латышей к 16 марта с 90-х годов является скорее положительным. В свою очередь, в русскоязычной среде память о легионерах воспринимается как осквернение истории Второй мировой войны.

Летаргический сон памяти в переходный период сменила активизация российской исторической политики. В последние 15 лет Россия вложила большие ресурсы в возрождение традиции празднования 9 мая на постсоветском пространстве. Эта традиция стала мощным инструментом для мобилизации русскоязычного населения Латвии, и ее активно используют местные партии, симпатизирующие русскоязычному электорату. В результате День Победы в сравнительно краткий срок вернулся в мемориальный ландшафт Латвии, сумев собрать воедино запутанное историческое сознание русскоязычных латвийцев. Символом празднования Дня Победы стали ежегодные мероприятия у т. н. Памятника освободителям в Риге. Между тем, на официальном уровне в память об окончании Второй мировой войны отмечается другая дата – 8 мая, а 9 мая отмечается День Европы. Сосуществование официальной и неофициальной культуры памяти указывает не только на раздробленность социальной памяти Латвии, но равным образом и на высокий уровень демократии в латвийской мемориальной культуре. Иначе говоря, латвийское общество допускает существование различных исторических нарративов в публичном пространстве, но при этом на политическом уровне режим памяти остается неизменным: окончание Второй мировой войны означает не только освобождение от нацистской оккупации, но и потерю независимости.