Русские писатели в Германии
«Порой мне приходилось обуздывать пелевинскую фантазию…»

Андреас Третнер
Андреас Третнер | Фото: из личного архива

Художественная литература уже несколько веков остается главным источником знания о том или ином чужом национальном характере. Чем она ярче и богаче, тем глубже и разнообразнее это знание, а адекватность его передачи во многом зависит от переводчика. Как бытует современная русская литература в Германии? Что нового узнает немецкий читатель о России и русских по сравнению с тем, что он уже знал из классической русской литературы? Об этом мы говорим с Андреасом Третнером, в послужном списке которого переводы романов крупнейших современных русских писателей Владимира Сорокина, Михаила Шишкина, Бориса Акунина, Виктора Пелевина и других.

С перевода какого русского автора началась ваша карьера переводчика с русского языка? Вы сами выбрали этого автора, или же вам заказал издатель?

Первый свой заказ я получил еще в 80-е годы от Лейпцигского Библиографического Института: перевести все шумеро-аккадские статьи из советской энциклопедии «Мифы Народов Мира». Казалось, я был в ГДР одним из немногих счастливых обладателей этого роскошного издания, что, очевидно, и послужило мне лучшей рекомендацией. Я с большим энтузиазмом принялся излагать все эти прекрасные космогонические мифы, чудесные приключения Гильгамеша и Энкиду, Нисхождение богини Иштар в Царство Мертвых… Однако скоро я заметил, что авторы довольно дерзко списали свои статьи у коллег из западно-германского издания Reallexikon de Gruyter.

Я рассказал об этом редактору, и он, сильно испугавшись, поручил мне переработать статьи, чтобы подлог остался незамеченным. Позже открылось, что издательство «Советская энциклопедия» в целях экономии беспечно пользовалось не только чужими текстами, но и иллюстрациями из каталогов Лувра, Прадо и других музеев мира. В итоге, наш бедный редактор вынужден был искать им адекватную замену в музейных коллекциях социалистических стран. Вскоре рухнула Берлинская стена, а наше издание так и не вышло...

Первым же опубликованным моим переводом из русского стал великолепный роман «Бамбочада» Константина Вагинова.

Ваш выбор русского языка в качестве профессии как-то связан с личной биографией?

В какой-то мере да, ведь я родился в ГДР и русскому языку учился с третьего класса. Сын нашей соседки работал в Москве, кажется, в КГБ. Как-то он подарил мне «Каштанку» Чехова на русском языке, и я стал ее внимательно изучать. Помню, я был крайне возмущен и разочарован тем, что героиня отреклась от искусства и благополучной жизни, и вернулась к своему хозяину-пьянице. Но я уже вошел во вкус перевода …

Вы переводите очень разных, иной раз просто диаметрально противоположных по стилю русских авторов. К примеру, блестящие стилисты Владимир Сорокин и Михаил Шишкин соседствуют в вашем списке с авторами, для которых интрига важнее стиля – Виктором Пелевиным и Борисом Акуниным. Как удается сохранить эту стилевую разницу (а она очень заметна на русском языке) в своих переводах?

Да, эти авторы очень разные, но их «диаметральность» мне кажется мнимой. Пелевин и Акунин пишут свои произведения языком, который точно соответствует их творческому замыслу. Их четкий стиль следует воспроизводить особенно тщательно. Я уж не говорю о бесподобных пелевинских каламбурах, - чтобы перевести их, нужно изрядно попотеть.

С какими-то еще трудностями вы сталкиваетесь в своей работе?

Самое трудное в переводческой работе - это творческая пассивность... Каждый раз необходимо заново и полностью перевоплощаться в чужой стиль и отрекаться от собственного.

Вы знакомитесь с авторами книг, которые переводите? Помогает ли это вам в вашей работе?

Да, конечно! Всегда найдется, о чем их спросить. Кроме того, я очень любопытный человек, мне интересно поговорить с автором, услышать его голос. Я обязательно переписываюсь с теми, кого перевожу, а с Пелевиным, например, мы сотрудничали лично. Какие-то труднопереводимые места он «разряжал» тем, что предлагал новые варианты. Порой мне приходилось даже обуздывать его фантазию...

А с некоторыми было сложно. Помню, как мы мучились с Михаилом Кононовым: он никак не мог понять, что перевод содержит в себе какую-то долю деструкции, и каждый мой вопрос казался ему упреком или даже угрозой. Он словно защищал своего детеныша...

Зато с Михаилом Шишкиным мы всякий раз заново открываем творческую лабораторию: он ведь отлично понимает понемецки, что избавляет мой перевод от неточностей. При этом Шишкин проявляет и благородную сдержанность, не вмешивается в конкретные переводческие решения. С ним я могу работать практически безошибочно.

Чем обусловлен ваш выбор того или иного писателя? Насколько вы свободны в своем выборе?

Скажем так: те книги, которые мне больше всего хотелось бы перевести, лежат стопкой на столе - ближе к краю. Переводы мне заказывают издательства. Конечно, я могу и отказаться, но на что я тогда стану жить?

И какие же книги лежат в этой стопке с краю?

Сейчас посмотрю :-) ... Совсем наверху - Борис Вахтин. Это же гений! Я давно мечтаю перевести его, и, вероятно, скоро возьмусь за дело, хотя совершенно неясно - получится или нет. Какие-то пробы я уже делал, они такие… странно переливчатые, что ли.

Еще в моей стопке «Ложится мгла на старые ступени» Александра Чудакова… «Ленинград» Игоря Вишневецкого... Это все такие жемчужины… Кроме того, есть у меня желания настолько заветные, что я и назвать их не смею.

Что вы можете сказать о популярности современных русских писателей в Германии? Среди них есть настоящие знаменитости?

За современную русскую литературу в Германии сегодня отвечают всего дватри прилежных агента, именно на их списки издательства более или менее и ориентируются. Понятно, что в такой ситуации многие достойные авторы обделены вниманием.

Время так называемых дамских детективов, кажется, уже в прошлом. С неослабевающим интересом читают в Германии не только Улицкую, но и Сорокина, а вот, например, Маканина и Татьяны Толстой, к сожалению, на прилавках уже нет.

Успех же новых для Германии русских писателей предсказать невозможно. К примеру, риск смельчаков, издавших замечательные книги Сергея Лебедева, Елены Чижовой или Василия Голованова, пока ничем не вознаградился. Сейчас сразу два издательства «внедряют» Александра Иличевского, - посмотрим, повезет ли ему?

У вас не складывается ощущение, что русская литература теряет свое значение по сравнению с русской классикой XIX века? Какие русские писатели на ваш взгляд смоли бы заинтересовать немецких читателей?

Не думаю, что корректно сравнивать классику и современную литературу. Русская литература – а, может быть, и Россия вообще – в сердцах немецкой публики живет исключительно в классических образцах. Все, что немцы знают о России, они знают из классической русской литературы, и ничего другого знать не хотят. Я, разумеется, утрирую, но не слишком. Представления о русских у нас сильно предопределены стереотипами (кстати, как и представления русских о самих себе, но это другая тема).

Когда издательство предлагает публике какого-то нового неизвестного русского автора, то вероятнее всего оно отрекламирует его «новым Чеховым» или «новым Толстым». Это жалко и смешно.

Хотя, с другой стороны, классика – это и надежная почва, на которой может вырасти и не такое. К примеру, несколько лет назад, как снег на голову, настоящим бестселлером на нас «свалился» «Призрак Александра Вольфа» Гайто Газданова – этакий элегический взгляд на молодость страшного ХХ века. Успех был невероятный, необъяснимый! С него, кстати, началась целая волна «реанимации» писателей раннего русского зарубежья и вообще авторов начала ХХ века «неавангардного» склада. Заново переводят Бунина, Булгакова, Кржижановского, Пришвина, Жаботинского, Тэффи, Гиппиус, Агеева и даже Савинкова! Просто глазам своим не веришь…

Конечно, массовая публика их не читает – она сейчас вообще мало что читает – эти книги выпускают небольшие издательства: Hanser, Suhrkamp, Galiani, Dörlemann, Matthes&Seitz, Aufbau…

Что же касается новых имен, то скажу про себя. У меня есть самые разные планы, но проблема сегодня в другом: Россия с каждым днем становится для меня более неузнаваемой. Как ее теперь переводить?