Россия-Германия-Россия
Немцы из российского Блюменфельда
Кристиан Фрей, Мориц Гатман
Большинство русских немцев в последние 30 лет уехали в Германию. Давид Давидович Гебель остался. И не пожалел об этом. «Здесь моя родина», — говорит он.
Давид Давидович Гебель; фото: © Кристиан Фрей, Мориц Гатман | Фото: © Кристиан Фрей, Мориц Гатман
«Я раньше много работал и жил неплохо, и сейчас много работаю и живу неплохо», — говорит Давид Давидович Гебель. 56-летний крепко сбитый добродушный мужчина ведет свой белый микроавтобус российского производства по темным проселочным дорогам под широким синим небом Сибири. У него несколько полей размером 100, а то и 200 гектаров, и там как раз пробиваются первые ростки: пшеница, ячмень, чечевица. Гебеля нельзя назвать философом в прямом смысле этого слова, но один жизненный девиз у него есть. «Трудись, трудись, домик строй», — как говорят сейчас в той области Германии, откуда предки Гебеля примерно триста лет назад переселились на восток. Сам Гебель разговаривает на старом варианте швабского диалекта с русскими вкраплениями. Если становится трудно, переходит на русский.
Фразу о работе он сказал в ответ на мой вопрос о том, скучает ли он по Советскому Союзу — все-таки там прошла почти половина его жизни. В советское время Гебель трудился в крупном колхозе, следил за исправностью 56 грузовиков. Гебель пояснил свою чеканную формулировку: «Всему свое время. Тогда я и мечтать не мог о том, что у меня есть сейчас».
«Тогда я и мечтать не мог о том, что у меня есть сейчас»
Теперь он проезжает через деревню Розенталь, сворачивает у бывшего родительского дома и останавливается на поле за ним. Там стоят его трактора, бороны, опрыскиватели. Недавно Гебель приобрел и новый комбайн российского производства. С помощью этой техники он обрабатывает свои поля — 1100 гектаров земли. Плодородный чернозем простирается до горизонта. Но у этой земли на границе с Казахстаном — свои коварные особенности: из-за долгой зимы сажать можно только в мае, и дождей здесь в три раза меньше, чем в Германии. Раз в несколько лет урожай на поле засыхает. В новые времена можно быстро всего лишиться.
От «его времени» до нынешнего прошло немало лет. Советский инженер-механизатор Давид Давидович, работающий в колхозе, превратился в самостоятельного фермера с четырьмя сотрудниками и собственным парком оборудования. И если бы он в свое время принял другое решение, то жил бы сейчас в Берлине-Марцане, Детмольде или Аугсбурге.
В ту пору в Розентале, Александровке, Блюменфельде и других деревнях немецких колонистов под Омском расцветали большие надежды и случались большие разочарования. Семьи разбивались и собирались заново.
Тысячи семей распались, когда встали перед выбором: «остаться и держаться или сдаться и уехать»
В начале 90-х здесь ненадолго сбылась большая мечта многих русских немцев, которых после нападения Гитлера на СССР выселили с Волги в Сибирь и Казахстан: на юге Омской области, где немцы проживали с XIX века, был образован Азовский немецкий национальный район. Может быть, там могла бы продолжиться успешная история немцев, которые прибыли из Южной Германии по приглашению Екатерины Великой и двести лет довольно спокойно «трудились и строили домики» — а во времена Сталина их жизнь оказалась практически разбита? Сотни немецких семей переехали из Казахстана в Омскую область, чтобы начать все заново. Но судьба не благоволила им. Россия погрузилась в хаос 90-х.Общность российских немцев раскололась на две части: одни мечтали обустроить новое место компактного проживания, другие хотели как можно скорее уехать в Германию. С каждым годом экономического упадка, с каждой семьей, которая паковала вещи и садилась на поезд до Берлина, тяга становилась все сильнее. Волна набирала силу и достигла пика в середине 90-х, когда страну ежегодно покидали сотни тысяч человек.
Тысячи семей распались, когда встали перед выбором: «остаться и держаться или сдаться и уехать». Гебель достает коробку из-под обуви, в которой хранятся фотографии того времени: вот его сестры с семьями в Германии, сидят в спартански обставленных кухнях, на столе — шампанское эконом-класса и дешевая немецкая водка. Яркая упаковка конфет с ликером выставлена на видном месте. Так они и жили по прибытию. Четыре сестры Гебеля уехали в Германию, а он с братом остался. В 1997 году в Германию уехала и жена Гебеля с двумя детьми. Он пару раз навестил их там, но решил, что его место — в России. Что ему делать в Германии со всеми знаниями, полученными в России, с его швабским диалектом, который понимают только в Блюменфельде? Многие российские немцы его поколения ничего особо не добились в Германии. Успех пришел только к их детям. Но, как говорится: «Пусть у детей жизнь будет лучше».
Гебель остался. И женился на Маше, которая с дочерью Кристиной вернулась после года в Германии. В 1998 году он еще работал в колхозе, купил первые 100 гектаров земли — у российского немца из тех, которые сдались. Цена вопроса: автомобиль «Волга». «Никому тогда эта земля была не нужна», — говорит Гебель.
В 1998 году российская экономика достигла дна и произошла последняя резкая девальвация рубля. С тех пор дела стали потихоньку идти в гору. И у Гебеля тоже: в 2001 году он вышел из колхоза и с каждым годом покупал все больше земли и машин.
Но он не жаден, и в этом его счастье.
В 2008 году он стал крупнейшим в регионе фермером и сказал себе: «Хватит. Чем больше земли, тем больше рисков.» Иногда дождей слишком мало, иногда урожай хороший, а цена — нет. Из пяти лет только один год выдается действительно хорошим. В поселке осталось еще два таких же крупных фермера. Остальные разорились, так как ошиблись в расчетах.
Из 2500 жителей на сегодня остались примерно 600 немцев и 300 казахов. Остальное — пестрая советская смесь эстонцев, украинцев и узбеков
Гебель, который тяжело работал, хорошо считал и вкладывал заработанные деньги, по итогам последних двух десятилетий остался в плюсе. Вместе с женой Машей, которая работает в местном магазине, они живут в поселке Блюменфельд (который, конечно, официально носит русифицированное название Цветнополье) и наслаждается тем, чего достиг. Да и другие здесь поживают неплохо. Дома выглядят не богатыми, но ухоженными. Только на немногочисленных деревенских улицах больше ям, чем асфальта.Однако состав населения за последние двадцать лет значительно изменился. Раньше большинство составляли немцы, а теперь — русские. Они переселились из соседнего Казахстана, где после распада Советского Союза отношения между русскими и казахами стали напряженными, и разместились в пустующих домах немцев, уехавших за тридевять земель. Из 2500 жителей на сегодня остались примерно 600 немцев и 300 казахов. Остальное — пестрая советская смесь эстонцев, украинцев и узбеков. Можно работать в сельском хозяйстве, учителем, в больнице. Зарплаты маленькие, но люди держат пару свиней, коров и кур. У всех большие огороды. «В деревне никто никогда не голодал», — говорит Давид Давидович.
Среди нынешних обитателей деревни есть и некоторое количество российских немцев, которые вернулись из земли обетованной, чтобы еще раз попробовать на старой родине. Или как минимум посмотреть, как тут дела. Одна из сестер Гебеля приехала впервые 21 год спустя: «Она это место просто не узнала», — говорит Гебель. По нему видно, как он рад, что смог выдюжить, тяжело работая и держась за родину, и в итоге усилия окупились.
Один российский немец пару лет назад построил на окраине Блюменфельда страусиную ферму, другой — успешную пивоварню в городке Азово. Еще один из тех немцев, что вернулись, друг Гебеля, так обрисовал свое состояние души: «Когда я в Германии, меня тянет сюда. Но когда я здесь, меня не тянет в Германию». На 2010 год в России оставалось еще примерно 400 000 немцев, 50 000 из них в Омской области. Может быть, у омских немцев все же есть будущее?
«В Германии все намного проще, но я хочу добиться чего-то здесь»
Будущее этих немцев, возможно, за такими, как дочь Гебеля Кристина: это 24-летняя рыжеволосая кудрявая девушка, которая заразительно смеется и говорит и на швабском диалекте, и на прекрасном литературном немецком. Дома родители, бабушки и дедушки разговаривали на диалекте, но Кристина также изучала германистику. У нее есть немецкий паспорт, и если бы она хотела, то могла бы в любой момент собрать чемоданы и уехать — но она хочет остаться здесь, причем в деревне Блюменфельд, а не в городе-миллионнике Омске. «В Германии все намного проще, но я хочу добиться чего-то здесь», — говорит она. Кристина называет себя патриоткой: отпуск она проводит не в Египте и не в Турции, а на Алтае или на Байкале.Каждые выходные отец забирает ее из Омска и везет за 80 километров домой, в сельскую идиллию. Здесь Кристина помогает в огороде, наслаждается хорошей деревенской едой, любуется, как над полями за последними домами деревни заходит солнце.
Встречается с бывшими одноклассниками, которые тоже приезжают домой только на выходные. Сегодня на полянке на окраине — деревенский праздник. Вокруг разносится аромат шашлыка и гремит русская поп-музыка, веселится немного выпившая деревенская молодежь. Кристина здоровается то с одним, то с другим. Но среди этих людей она выглядит немного потерянной. Может быть, она уже превратилась в горожанку?
На свои накопления отец даже построил ей в последние годы собственный дом — такой, какой мог бы стоять и в немецкой деревне. Перед Кристиной стоит единственная проблема: «Что мне здесь делать»? Она бы хотела работать учительницей, но зарплата в пересчете на евро составляет около 200. В Омске она работает в Немецко-русском доме и получает в два раза больше. Жить здесь и каждый день час или два ездить на работу в Омск по ухабистой дороге? Тоже не вариант.
Отец подсказал ей идею: агротуризм для российских немцев, у которых уже не осталось здесь родственников, но которых тоска по бывшей родине все чаще влечет в Омскую область. Может быть, среди них будет и немец, которому сибирские корни окажутся важнее, чем простота жизни в Германии. Который захочет еще раз попробовать в Блюменфельде.