Весна '90
«Неожиданно все появились снова»

Через год после того, как берлинцы танцевали на стене, Германия снова стала одной страной. В канун 3 октября рассказываем о бывшем заключенном ГДР-овской тюрьмы, аргентинских стейках в штаб-квартире Штази, неожиданных встречах и клубах Берлина.

Регине Хадер и д-р Андреас Людвиг

 «Неожиданно все появились снова»

Небо затянуто облаками. Там, где обычно одиноко возвышаются запряженные в квадригу кони, танцуют веселые жители Восточного и Западного Берлина в тумане праздничных фейерверков. Как и 9 ноября.

Они взобрались на Бранденбургские ворота, которые с 22 декабря обрамляют два дополнительных перехода, ведущих из одного немецкого государства в другое. Жители Берлина празднуют настолько бурно, что после этого квадригу придется полностью реставрировать. 

Пока другие празднуют, руководство СЕПГ уже обдумывает, как можно выгодно использовать части стены. | Dagmar Lipper © wir-waren-so-frei.de После Рождества прошло всего несколько дней. То, что раньше было семейным праздником, в 1989 году становится очень символической датой, поскольку граждане отныне могут пересекать границы без визы. До середины февраля только в Берлине откроется тридцать новых пограничных контрольно-пропускных пунктов.

После года с лишним разлуки Марио Рёллиг (Mario Röllig) снова празднует Рождество со своими родителями. Во время поездки в Венгрию в 1985 году, в клубах пара от термальных источников, он влюбился в политика из Западного Берлина. Они встречались в Восточном Берлине вновь и вновь. На протяжении двух лет Министерство государственной безопасности (Штази) выступало в роли статиста, беспрестанного наблюдателя их любовной связи. В конце концов Марио Рёллиг предпринял неудачную попытку бежать в Западный Берлин через «зеленый коридор» Южной Венгрии и Югославии. В следственной тюрьме Хоэншенхаузен в условиях психологических пыток дни тянулись бесконечно. Лишь в 1988 году ему удалось покинуть ГДР.
Падение Берлинской стены и особенно шумное и веселое празднование Нового года 1989/90 вызывают у него двойственные чувства.

«Интересно то, что я в течение нескольких дней вообще не был рад падению Берлинской стены, поскольку в одночасье появились все те люди, которые так усложняли мою жизнь. В ночь, когда пала Берлинская стена, я вовсе не радовался. Мой отец позвонил мне из Восточного Берлина и сказал: «Сын, стена пала». У меня был тяжелый рабочий день, я как раз спал. Сначала я спросил его: «Скажи, ты пьян? Это отнюдь не смешно!» и положил трубку. Отец Марио Рёллига позвонил снова и повторил: «Сын, стена пала. Включи телевизор!» «Я включил телевизор и несмотря на то, что я в эту же ночь отправился к КПП на улице Борнхольмер, чтобы обнять своих родителей спустя почти два года разлуки, в первые мгновения радостное ощущение не возникло. Это связано с тем, что стена не только отделяла меня от семьи, но и защищала от тех людей, которые делали мою жизнь в ГДР невыносимой».
Новогоднюю ночь Рёллиг празднует возле Бранденбургских ворот.

В этот вечер телевизионные центры из ГДР и ФРГ работают вместе: трансляция ведется по очереди с обеих сторон Бранденбургских ворот. Черно-красно-желтые флаги развеваются в эфире — историки говорят о «втором переломном моменте», когда утвердилось желание обоих немецких государств к воссоединению.
 


Стена будет снесена. | Monika Waack © wir-waren-so-frei.de В это же время правительство ГДР уже размышляет над тем, как можно использовать стену в коммерческих целях. 31 января начинается продажа фрагментов стены за валюту. Сегодня их можно увидеть не только в музеях Германии, в разломанном виде они продавались как сувениры, а также использовались как строительный материал для улиц и автомагистралей в тех населенных пунктах, которые они раньше разделяли.

Захват штаб-квартиры Штази

В Эрфурте клубы черного дыма поднимаются в небо уже в декабре. Речь не о праздничных фейерверках. Дым выходит через дымоход штаб-квартиры Штази. Долгие годы судьбы многих граждан ГДР воспроизводились здесь в искаженном виде: сотрудники Штази записывали их привычки, политические взгляды, эмоции, отношения, самые сокровенные подробности. На пишущей машинке отпечатывались данные, нашептанные или донесенные, возможно, и соседями, друзьями, родственниками или случайными встречными. Штази использовало эти досье как средство давления на собственный народ.


Штурм штаб-квартиры Штази | © Jan Kornas Отчаяние и злость на преступников, которые заметают за собой следы, побуждают жительниц города и феминисток Габриэлу Штётцер (Gabriele Stötzer), Клаудию Богенхардт (Claudia Bogenhardt), Сабину Фабиан (Sabine Fabian), Тели Бюхнер (Tely Büchner) и Керстин Шён (Kerstin Schön) к действиям. Они руководят захватом здания Штази в Эрфурте — за ними последуют Росток и Лейпциг.

Через шесть недель, 15 января 1990 года, вероятно охранники Министерства государственной безопасности, которое сейчас называется Управлением безопасности, открывают ворота ведомства в Берлине. Раздается стук сапог, поднимающихся по лестнице, спустя пару минут по лестничной клетке разлетаются документы. Они опускаются с этажа на этаж и зависают в воздухе перед глазами граждан-противников режима, испытывающих чувство страха и ощущение беспомощности перед злоупотреблением Штази властью. За избавление от этого ощущения в первую очередь надо поблагодарить молодых женщин из Эрфурта, которые положили конец власти Штази над секретными полицейскими досье.

«Мясные» находки в штаб-квартире Штази | picture-alliance/ ZB | Thomas Uhlemann Благодаря им, а также жителям Ростока, Лейпцига и теперь Берлина, в эти зимние дни не удается полностью уничтожить в шредерах или огне документы, представляющие собой доказательства власти и контроля Штази, и вместе с тем инструмент подавления. Соответствующее распоряжение об уничтожении было выдано министром государственной безопасности (Штази) Эрихом Мильке (Erich Mielke) еще 6 ноября. Уничтожение документов не только скрыло бы методы и подходы деятельности государства, в котором главенствовала СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии), но и сняло бы обвинения с преступников.

Находки в штаб-квартире Штази | picture-alliance/ ZB | Thomas Uhlemann Ворвавшиеся в штаб-квартиру Штази в Берлине граждане обнаруживают доверху набитые бумагой мешки. В то время, как они годами выстаивали в очередях за мясом, фруктами, сахаром и продуктами первой необходимости, здесь они видят такие предметы роскоши, как аргентинскую говядину и собственный парикмахерский салон Штази. Среди запасов деликатесов и растерянности возникает ощущение новой эпохи.

Захват министерства в Берлине ставит точку в ходе этих масштабных событий, начавшихся в Эрфурте. То, каким фундаментальным образом может измениться мир и насколько стремительно ситуация может развернуться в другую сторону, демонстрирует смерть единственной жертвы штурма: отчаявшийся офицер Штази застрелится во время захвата в городе Зуль.

Парикмахерская в штаб-квартире Штази | © picture-alliance/ ZB | Thomas Uhlemann Комитеты граждан, которые в настоящее время контролируют здания управлений Министерства государственной безопасности, тоже не знают, что делать с досье. Документы продолжают уничтожать. В конце 1991 года наконец‑то принимают «Закон о документации Штази», согласно которому к досье может быть предоставлен доступ. Жертвы осведомителей могут ознакомиться со своими досье, а научные сотрудники — изучить их.
 
Люди стекаются в штаб-квартиру Штази | © Jan Kornas Доступ к документам вносит ясность. Сомнения относительно того, кому можно доверять, а кому нет, сменяются чувством облегчения или разочарования. Незадолго до начала переворота численность «неофициальных сотрудников» Штази оценивается в 190 000 сотрудников: это были люди, которые передавали Штази личную информацию о своих друзьях, соседях или школьниках.

Несмотря на то, что радостное воссоединение в октябре дарит ощущение свободы, некоторые встречи бередят старые раны. «Люди, которые целиком и полностью были преданы СЕПГ, оказались в числе первых, кто получил в отделениях банков приветственные деньги в размере 100 немецких марок», — вспоминает Марио Рёллиг.

Миграция и открытия

Берлинская стена пала. Зимний городской ландшафт пронизан сочетанием разлуки и начала новой жизни. За несколько дней до Рождества более 200 000 тысяч жителей ГДР направляются на запад. В приемном центре Мариенфельде в Берлине они сидят вплотную друг к другу. Всем присутствующим понятно, что центр переполнен, и, вероятно, ситуация в ГДР ухудшается. Дефицит рабочей силы составляет 250 000 человек. Медсестры и врачи могут обслуживать пациентов в больницах лишь кое-как.

Когда в середине февраля выдается несколько теплых дней, многие жители Западной Германии отправляются в места, известные им только по романам Теодора Фонтане. Они прогуливаются по маркграфству Бранденбург, к поместью господина Риббека в регионе Хавелланд. Путешественники отыскивают на картах автомобильных дорог названия городов, производящих на них практически магическое впечатление: Штральзунд и Висмар – для поклонников Штёртебекера, Кведлинбург и Гёрлиц – для любителей истории, и конечно, Лейпциг и Дрезден. Многим страна напоминает 1950‑е годы, будто она застыла в ожидании новой эпохи, которая уже давно началась. Ворота казарм Национальной народной армии распахнуты, солдаты ловят рыбу – не осталось и следа от былой строгости «вооруженных сил». Туристы из Западной Германии возвращаются домой с урчащими от голода животами, поскольку небольшое количество тех кафе, ресторанов и гостиниц, которые были открыты зимой, не готово к наплыву посетителей.

«В Западном Берлине на тот момент дела обстояли достаточно неплохо. Сначала на меня нахлынули тяжелые и меланхолические чувства – наступает новое время. Вместе с тем за короткий период времени многое изменилось без принятия каких-либо существенных решений». В разрушенных домах появились первые клубы. «Многое стало возможным без каких-либо разрешений. Спустя 28 лет застоя, даже в Западном Берлине, речь шла о праздновании свободы. Жизнь протекала там изолированно. В Восточном Берлине ситуация обстояла намного хуже. В один момент все изменилось! Необходимо было взять жизнь в свои руки».

Если раньше люди в одном государстве играли в настольную игру «Монополия», а в другом – в «Бюрократополия», то теперь в таких клубах, как Tresor, ненадолго устраиваются вечеринки без гор документов и коммерции. Пивные бары спонтанно появляются в квартирах, жители продают пиво из окон нижнего этажа. Новое десятилетие оживляет заброшенные дома в центре Восточного Берлина. Руины и ветхие здания, расположенные всего в нескольких шагах от прежней границы, превращаются из символов эпохи застоя в места, где можно попробовать что-нибудь новое. «Клубная культура того времени представляла собой ни экономику, ни потребление или быстрый способ зарабатывания денег, а возможность приобрести новый опыт и отпраздновать свободу».

В то время как ГДР медленно распадается, в Берлине развивается клубная сцена. | © picture-alliance ZB Manfred Uhlenhut Марио Рёллиг был сторонником воссоединения: «Пройдя через безуспешную попытку побега из ГДР и содержание под арестом в тюрьме Штази в Хоэншёнхаузен, я подумал: "Наконец-то система прекращает свое существование»». Однако он говорит, что не ощутил чувства солидарности с жителями Восточного Берлина той весной. Несмотря на смешанные чувства, Марио Рёллиг был рад начать все сначала в Западном Берлине, и после падения стены он сконцентрировался на своей личной жизни и карьере. «Каждый человек должен заботиться/должен был заботиться, в первую очередь, о себе, о том, как двигаться вперед».

Только последующие встречи со старыми школьными друзьями и людьми, которые в середине 80-х годов в Восточном Берлине поддержали его «каминг-аут», оживляют в нем чувство солидарности. «Мы встречаемся и рассказываем на мероприятиях, встречах с читателями, открытых дискуссиях и показах фильмов о том, что происходило тогда. Ликвидации компаний выбили почву из-под ног многих моих друзей и их семей. Им впервые пришлось самим заботиться о себе. Для многих это был очень напряженный и удручающий процесс, поскольку они ощутили на себе минусы нового общества».

Марио Рёллиг описывает, как у некоторых людей эти чувства трансформировались в ненависть к иностранцам. «Они боялись, что вьетнамцы, которые обосновались в Германии и хотели здесь остаться, неожиданно смогут добиться лучшего материального положения, чем немцы». Спустя пару лет печатные издания Германии облетели самые печальные фотографии воссоединенной Германии: на первых полосах газет – поджоги приютов для беженцев.

Новая карьера и старые долги

Бывшие соседи родителей Рёллига, сотрудники аппарата СЕПГ, внезапно стали начальниками и руководителями отделов. «Одна женщина, которая работала в отделе внутренних дел и отклоняла заявления на выезд, вдруг стала начальницей центра занятости в Трептов-Кёпеник. Слава богу, ее узнало достаточно большое количество людей, и она была снята с должности. Но многим другим, благодаря неформальной поддержке и контактам, удалось хорошо устроиться в новой реальности, стать членами городского совета или даже депутатами в немецком Бундестаге, будучи шпионами Штази!»

В начале 90-х годов Рёллиг концентрируется на себе, завершает обучение на торговца и поступает на работу в отдел продажи сигар в «Торговом доме Запада» в Берлине. «В целом все было в порядке. Тогда я участвовал в работе центра помощи больным СПИДом как социальный работник, состоял в профсоюзе, но в остальном я не был политически активным. В течение многих лет после 1989/90 года мне было все равно, кто из этих рьяных коммунистов может сделать карьеру в воссоединенной Германии». Ему пришлось болезненно осознать это.

Марио все еще с теплом вспоминает времена до того, как попытался бежать из ГДР ради любви и из-за ограниченности взглядов. Но многие воспоминания о тюрьме, которые не давали ему покоя, он уже вытеснил из своей памяти. «Я хорошо помню 17 января 1999 года, утром я пришел на работу: шестой этаж, Ка‑Де‑Ве, открыл свой киоск по продаже сигар. Вдруг я увидел перед собой мужчину старше сорока лет, загорелого, в темном костюме. Сначала я подумал, что это какая-то выдающаяся личность. Затем меня озарило: я его знаю. У меня словно пелена с глаз упала: это было офицер Штази, который двенадцать лет назад, в 1987 году, в течение нескольких месяцев издевался надо мной, допрашивал и подвергал психологическим пыткам в тюрьме Хоэншенхаузен! Когда я его узнал, я побледнел и начал дрожать».

Бывший офицер Штази не узнал Марио Рёллига. «Было ощущение, как будто я посмотрел дьяволу в глаза. До этого я часто размышлял над тем, куда я приставлю пистолет, когда снова встречу кого-нибудь вроде него. Об этом можно мечтать или думать, но делать этого, конечно, нельзя». В это мгновенье в голове у Марио Рёллига пронеслась другая мысль: «Дам ему пощечину, поскольку он этого заслуживает». Затем он подумал: «Нет, я потеряю свою работу, пощечина принесет мне моральное удовлетворение только на миг и не поможет разобраться с прошлым». Несмотря на это Рёллиг хотел знать, «как устроены офицеры». «Ранее я совсем не занимался подобным вопросом и не знал никого, кто бы попросил прощения у своих жертв».

116/5000 В KaDeWe Марио Реллиг встречает офицера Штази, который пытал его в тюрьме Хоэншёнхаузен. | © picture alliance / dpa | dpa
Когда его мучитель собрался уходить, Рёллиг дернул за рукав: «Извините, мы знакомы!» Он ответил: «Да, откуда?» «Вы были офицером Штази в берлинской тюрьме Шёнхаузен».
 
Рёллиг вспоминает: «Его дружелюбное лицо резко стало холодным, и он произнес: «Да, что Вы хотите от меня сейчас?» Никто мне не помог, люди в универмаге, вероятно, были потрясены. Я рассказал ему, кто я такой, что в 1978/1987 году из-за попытки к бегству оказался в тюрьме, и он допрашивал меня. Он хотел посадить меня в тюрьму на срок от двух до восьми лет, поскольку своей попыткой к бегству я якобы изменил родине. Вдруг офицер поднял голос и начал кричать, действительно ли я не понимаю, что находился в тюрьме не без оснований. За что он должен просить прощения? Покаяние – это для малышей».
 
Он развернулся и ушел.

В этот момент в памяти всплыло все пережитое, хотя Марио Рёллиг думал, что уже забыл это: «Однако это отложилось очень глубоко в душе». Он вышел на лестничную клетку и закричал. Медсестра на работе дала ему успокоительное и отправила домой. «Дома мне стало совсем плохо. Я принял большую дозу снотворного. Друг, с которым я договорился встретиться вечером, нашел меня среди пустых упаковок от таблеток. В больнице меня вернули к жизни, но у меня пропало желание жить. Я спрашивал себя, зачем, если такие люди, как этот офицер Штази ведут прекрасную жизнь в нашей объединенной Германии?»
 
Рёллиг не хотел разговаривать с врачами. Они не знали, чем ему помочь. Казалось, в личной жизни и в профессиональной сфере у него все в порядке. Затем главврач узнал от родителей, что в молодости Марио Рёллиг попал в тюрьму Хоэншёнхаузен как «беглец». «Он знал о моей травме и пришел ко мне в палату с рекламной листовкой этого мемориала. "Парень, если ты не хочешь жить сейчас, значит они добились того, чего хотели тогда. Не для каждого, но для тебя будет лучше, если ты пойдешь туда и расскажешь о том, что пережил. Тогда тебе станет легче". И этим я занимаюсь уже более двадцати лет», – говорит Рёллиг.

Продукты из Западной Германии

В то время, как на деревьях медленно распускаются почки, и весна прокладывает свой путь через серые города, будущее ГДР остается неопределенным. Может и должна ли ГДР выбрать «третий путь» – построить социализм в лучшей его форме?

Поскольку контроль на границах отсутствует, многие жители Западной Германии дешево и безопасно совершают покупки на востоке. Официальный курс обмена марки ФРГ на марку ГДР составляет 1:1, позже 1:3. На черном рынке курс достигает уровня 1:10, позже он стабилизируется. Восточные немцы также запасаются дорогими потребительскими товарами, хотя они и дороже стоят, чем на западе. Они опасаются того, что их сбережения, накопленные за годы тяжелого труда, могут полностью обесцениться. Наступает время западных товаров, тысячи вариантов одной и той же продукции различных производителей. Они избыточны, противоречивый ответ на годы тоскливого простаивания в очередях. Жажда западных потребительских товаров настолько сильна, что продукты из ГДР считаются менее качественными и привлекательными. В этот период времени экономика ГДР находится под угрозой краха.
После отмены пограничного контроля многие западные немцы делают покупки в ГДР, а многие восточные немцы - в ФРГ. | © picture alliance / ddrbildarchiv | Manfred Uhlenhut Переход принимает видимую форму в торговле и деньгах: во временных контейнерах открываются новые филиалы банков ФРГ.  Первые торговцы предлагают красочные тропические фрукты за марки ФРГ, им составляют конкуренцию поддержанные автомобили, краска которых блестит на весеннем солнце, а царапины свидетельствуют о былых приключениях и свободе: внезапно у предметов вожделения появляются ценники.

Марио Рёллиг считает потребительское поведение в первые месяцы после падения Берлинской стены выражением политических процессов. Они хотят такую же систему, как на западе. Боль и тоска заглушаются покупками, что характерно для потребительских обществ, например, для ФРГ с 1950-х годов.

Многие граждане ГДР проводили демонстрации в пользу валютного союза. | © picture alliance Wolfgang Weihs | Wolfgang Weihs Население Западной и Восточной Германии пытается извлечь выгоду из неясной ситуации, в которой власти оказались беспомощными. В течение нескольких месяцев продавцы-поляки устанавливают свои киоски на «Польском рынке», а жители Западного Берлина пользуются выгодным курсом на черном рынке для осуществления закупок в Восточном Берлине. Поскольку люди внезапно оказываются перед пустыми полками на автозаправочных станциях и в универмагах, выходит новое распоряжение: жители ФРГ могут покупать товары только за деньги ФРГ. В январе внедряется свобода предпринимательства и учреждается Ведомство по управлению имуществом. Задача заключается в преобразовании государственного сектора экономики в рыночную экономику. Например, в осуществлении приватизации или ликвидации предприятий.

По сегодняшний день этот шаг расценивается неоднозначно. Возможно он даже является причиной многих социальных различий и проблем, влияние которых ощущается и ныне. Федеральное правительство делает ставку на валютный союз, который должен остановить отток денег и переселение людей на запад. Транспаранты для понедельничных демонстраций с лозунгом «Если придет немецкая марка, мы останемся; если она не придет, мы пойдем к ней», оказываются реалистичными. Стремление к потреблению стимулирует политические процессы – мы держим курс на объединенное государство.
 
Супы в изобилии: для некоторых восточных немцев разнообразие в западногерманских супермаркетах казалось избыточным. | © picture alliance ZB ddrbildarchiv

Общее дело

В ходе изменений становится очевидным, насколько реальность, мысли и повседневная жизнь людей отличаются от мировоззрения партий. Западные и восточные группы и учреждения хотят обмениваться мнениями и идеями.
 
У партий различное видение будущего двух немецких государств: Партия демократического социолизма, как преемница СЕПГ, придерживается независимости ГДР, призывает ее к «третьему пути». Кроме нее, в ГДР существуют партии антифашистско-демократического блока, которые поддерживают партийный плюрализм, но самостоятельно не могут осуществлять власть в парламенте. Они быстро находят партии на западе, с которыми хотят сотрудничать на партнерских началах. Свободная демократическая партия поддерживает обе либеральные партии, Христианско-демократический союз (ХДС) Восточной Германии сотрудничает с ХДС Западной Германии.
 
В феврале 1990 года сторонники гражданского движения основывают «Союз 90». Они полны надежд. После значительных достижений в противостоянии системе СЕПГ, они верят в демократическое развитие ГДР как независимого государства. Разумеется, поэтому они осознанно отказываются от сотрудничества с западными партиями.

В марте 1990 года в ГДР проходят первые демократические выборы. | © picture alliance / zb | Eberhard Klöppel В течение нескольких месяцев события быстро следуют друг за другом: падение Берлинской стены, договор «Два плюс четыре», стремительная девальвация марки ГДР. Возникает ощущение, что время летит в 2-3 раза быстрее, чем за последние десятилетия, чтобы наверстать застой и упущения по обе стороны стены. Даже выборы в Народную палату переносят на более ранний срок, 18 марта 1990 года. В конце концов, это первые и последние выборы, которые точно проходят в ГДР с соблюдением принципов демократии: избиратели впервые выбирают по-настоящему; «единого списка кандидатов» больше не существует, кандидаты соревнуются друг с другом. Явка избирателей составляет 93,4 %. Это кажется утопической цифрой, более типичной для государств, где выборы – это только фасад. Однако в этот раз люди устремляются на избирательные участки по убеждению или, по крайней мере, с желанием, быть причастным к этому процессу.

Договор «Два плюс четыре»

Перенос выборов в Народную палату на более ранний срок дает понять странам-победительницам, что, вероятно, предстоит воссоединение Германии. Кроме США, страны-победительницы во Второй мировой войне были настроены скептически – неужели Германия снова станет союзом государств в центре Европы? Маргарет Тэтчер высказалась так: «Воссоединенная Германия просто слишком велика и слишком могущественна». Вскоре после падения Берлинской стены президент Франции Франсуа Миттеран выражает свои сомнения, назвав воссоединение «правовой и политической невозможностью». В эти дни царит не только оптимистическое настроение, но и чувство осознания перераспределения власти в Берлине, поскольку оба немецких государства являются частью системы холодной войны. Советский Союз особенно критически относится к идее вступления общегерманского общества в НАТО. 10 февраля 1990 года все меняется: Горбачёв в разговоре с Гельмутом Колем дает согласие на воссоединение.

За несколько месяцев до этого, 7 октября 1989 года, демонстранты видят в Горбачёве вестника надежды, который, вероятно, мог бы оповестить и об изменении курса в ГДР. Они скандируют: «Горби, Горби, помоги нам!» После отъезда Горбачёва демонстрация жестоко подавляется. Однако теперь, спустя пару месяцев, путь свободен, и переговоры в формате «два (за два немецких государства) плюс четыре» (за четыре страны-победительницы во Второй мировой войне) начинаются.

Заключенный в результате этого договор гарантирует Германии полную солидарность, страны-победительницы отказываются от своих особых прав на объединенное государство. Оба немецких государства признают границы, установленные в 1945 году. Для населения Западного Берлина это обозначает, в первую очередь, вздохнуть с облегчением. Из-за размещения стационарных установок ракет средней дальности на западе и востоке, они всегда помнили о возможности западных и восточных государств манипулировать.
 
Для многих граждан ГДР воссоединение означает процветание. Но перемены в экономике также должны принести с собой некоторые проблемы.


Для многих граждан ГДР воссоединение означало процветание, но перемены в экономике также должны были принести с собой некоторые проблемы. | © picture alliance/ dpa | dpa В начале июля проверка личных документов на границе внутри страны официально прекращается. На протяжении 45 лет многие люди ассоциировали границу с обещаниями, запретами и страданиями. Теперь она представляет собой продолжение процесса открытия ГДР. События идут синхронно с созданием экономического, валютного и социального союза.
 
Далее все развивается быстро: ГДР перенимает основную часть экономического и правового порядка, а также системы социального страхования, немецкая марка становится единственным платежным средством. В конце сентября ГДР выходит из Варшавского договора — военного союза европейских социалистических государств при ведущей роли СССР, затем следует подписание Договора об объединении Германии. Новые федеральные земли присоединяются к Конституции за две недели до подписания политиками договора «Два плюс четыре».
 
Незадолго до официального воссоединения, 2 октября 1990 года, Народная палата собирается в последний раз. Она активно работала всего 181 день, но по достоинству оценена за положительный взгляд в будущее. Облегчение чувствовалось даже тогда, когда работа еще не была проделана до конца.
 
Третьего октября произошло объединение Германии.
 
Теперь страна стоит перед преодолением экономических, социальных и экологических проблем, борьбу с которыми многие жители Восточной Германии представляли себе по-другому. В этот вечер в начале октября сомнения остались позади.
 
Воссоединение представляет собой и отправную точку для новой динамики экономического могущества Германии, в которой биографии, подобные Марио Рёллигу, переосмысливаются и переоцениваются, а обществу необходимо находить новые общие ценности.
 
После рассказа Рёллига как свидетеля того времени о своей работе он добавляет: «Я много времени провожу в разъездах: читаю лекции в университетах, школах, различных учреждениях. Это определенного рода месть за несправедливость, которую мне пришлось пережить тогда: моя благополучная жизнь сегодня в противовес этим ужасным воспоминаниям». После паузы он дополняет: «Не слишком часто, иначе ты никогда не выберешься из тюрьмы».