В эпоху глобализации, Интернета и межгосударственных структур национальные границы кажутся наследием прошлого. В то же время споры о территориальном суверенитете – будь то в Крыму или в Западной Иордании – еще раз показывают, что даже в новом тысячелетии контроль над территориями имеет для государств первостепенное значение. Похоже, что повсеместно в 2017 году мы все дальше от мира без границ, на который надеялись совсем недавно.
В частности, Азия представляется тем континентом, который в новом столетии сталкивается с самым большим количеством территориальных конфликтов. С тех пор как Китай возвратил себе статус мировой державы, на многих сухопутных и водных границах этой страны, имеющей самое большое количество соседей во всем мире, разгораются старые и новые конфликты. За пределами человеческой цивилизации, в холоде Арктики, также началась гонка за сферы влияния в погоне за сырьем. В 2007 году россияне установили флаг на Северном полюсе на глубине 4261 метр ниже уровня моря.
Даже внутри Интернета государства проводят границы. С 1990-х годов цифровая среда стирала мировые границы и способствовала сближению стран. Но не один Китай, который возвел «Великий китайский файрвол» для подавления нежелательного контента в сети, покончил с этой тенденцией. Кроме того, Интернет сделал возможным неограниченное наблюдение. Откровения разоблачителя Эдварда Сноудена заставили политиков в Европе выступать в пользу Всемирной паутины, поделенной на отдельные сегменты и, следовательно, больше не оправдывающей своего имени. Даже в цифровом мире устанавливаются границы.
История границ
Границы не являются феноменом современности. Уже кочевые охотники и первобытные собиратели перемещались по сравнительно постоянным территориям и поддерживали родственные связи или союзы с соседними племенами, хотя их представления о собственности и подступе к территориям, а также доступ к ресурсам сильно разнились.
Вместе с одомашниванием растений и животных в эпоху неолита менялись представления о политическом устройстве территорий. Для того чтобы заниматься земледелием и животноводством, необходимо было контролировать землю. Города-государства, империи и царства кочевников античности основывались на различных формах территориальной власти, но все три формы правления включали в себя понятия пространства власти.
Однако важнее был контроль над людьми, а не над территорией. Труд был ключевым фактором в росте сельскохозяйственного производства, который, в свою очередь, поддерживал власть правящей элиты. Приоритет контроля над людьми также объясняет, почему большинство древних государств довольствовались переходными зонами с неопределенным территориальным статусом вместо четких государственных границ. Даже пограничные оборонительные укрепления, такие как Великая стена Китайской империи или вал Адриана Римской империи в Англии, скорее всего, обозначали переходную зону, чем четко определенную внешнюю границу.
Даже в европейском Средневековье территориальный суверенитет играл лишь второстепенную роль. Феодализм как децентрализованная система политической организации основывался на личных отношениях между соответствующим сеньором и его дружиной, а не на четко определенных территориальных владениях. Вассалы в обмен на служение сеньору получали право распоряжаться землей и получать с нее прибыль. Однако земли сеньоров не были одной сплошной территорией; вопрос о владении землями решался исходя из сложных личных отношений.
Но разрозненные территории становились все менее эффективными, когда речь шла об осуществлении экономического и политического контроля. Экономические преобразования позднего Средневековья поставили под сомнение феодальный порядок церкви и княжеств и породили новые формы правления и институты, такие как Ганзейский союз, итальянские города-государства и суверенное королевство Франции.
Но самым большим событием стал Вестфальский мир 1648 года. Он разработал основные принципы современной государственной системы, основанной на совершенно новом политико-территориальном устройстве. В дальнейшем государства получали исключительные суверенные права на конкретные, четко определенные территории, автономно осуществляя на них свой суверенитет. Принцип невмешательства запретил другим государствам вмешиваться в их внутреннюю политику. И только государства имели право заниматься международной дипломатией и вести войну.
Принцип суверенитета и централизация государственной власти требовали четких территориальных границ. Достижения в области картографии и топографии позволили получить более точные обозначения границ в Европе и за ее пределами. Но по каким критериям должны проводиться границы? В 17-м и 18-м веках естественные барьеры, такие как реки и горы, постепенно утвердились в роли идеальных границ. Самый известный пример здесь – Рейн как «естественная» восточная граница Франции.
Однако в 19-м веке рост национализма вновь изменил представления о характере политических границ. Теперь государство должно олицетворять суверенитет нации с четко определенными границами, а не власть короля. Европа 19-го века – «весна народов» – стала ареной национальных движений, в которых одни искали образ своей нации, в то время как другие уже его нашли.
Ярким примером этого поиска является объединение Германии под руководством Пруссии. Объединение множества малых государств в единое национальное основывалось на культурном и языковом национализме, а не на государственном, как у швейцарцев или французов, согласно которому каждый гражданин, независимо от его родного языка и культуры, принадлежит к нации. Для некоторых немцев было «естественным» объединить всех представителей своей языковой группы на закрытой территории.
Однако идея национального государства была полностью реализована только в 20-м веке. Американский президент Вудро Вильсон в 1919 году на Версальской мирной конференции расплывчато заявил о самоопределении народов с государственными границами по «ясно различимым национальным пограничным рубежам». Последствия для политической карты Европы были масштабными, к выгоде Франции и Великобритании: многонациональные государства либо уменьшились до своего центра, как в случае с Османской империей, либо рухнули, как в случае с Дунайской монархией Габсбургов. Появились несколько новых национальных государств: 123 года спустя на карте Европы снова возникла Польша.
Программа Вильсона не принесла Европе долговременный мир. Политическая взрывная сила, возникшая в результате нового установления границ после Первой мировой войны, обернулась во время Второй мировой войны бегством, изгнанием и смертью и снова привела к установлению многочисленных новых границ и к переносу границ. В Польше в межвоенный период менее двух третей населения составляли этнические поляки, а после 1945 года их доля составила 96 процентов.
Колониальные границы
После окончания холодной войны распад Советского Союза и Югославии, а также раздел Чехословакии еще раз продемонстировали, что границы никогда не являются окончательными и никогда полностью не совпадают с границами между нациями или языковыми группами – даже в Западной Европе. Два примера этому – Южный Тироль и Северная Ирландия. Сохраняется противоречие между правом на национальное самоопределение, с одной стороны, и государственным суверенитетом, а также территориальной целостностью, с другой стороны.
В колониях, принадлежащим Европе или США, требование Вильсона относительно самоопределения народов породило кратковременные надежды на освобождение. Но лишь после Второй мировой войны право на самоопределение начало играть важную роль для независимости колоний.
До тех пор европейцы вместе с завоеванием колониальных земель внедряли свои представления об устройстве политических пространств и игнорировали идеи неевропейских обществ. До начала 19-го века во многих регионах колониализм мало повлиял на упорядочение территорий в соответствии с европейскими стандартами.
Многие колониальные владения начинались как получастные предприятия, например, торговые компании, действующие на прибрежных территориях, а удаленные районы подвергались коммерческой эксплуатации только косвенно. Лишь с течением времени европейские колониальные державы получили прямой и формальный суверенитет над своим имуществом, сначала в Америке, а затем и в Африке, и в Азии. Примерно в 1900 году большинство колоний находилось под непосредственным контролем метрополий.
Превращение коммерческого колониализма в государственный на этапе «нового империализма» в конце 19-го века привело к уникальному в истории расширению европейского господства за океаном, а также к воспроизведению европейской модели государства в колониях. Никогда еще переход от захвата прибрежных территорий к колониальному проникновению внутрь континента не был более очевидным, чем при «разделе» Африки, разыгранному на Берлинской конференции по Конго в 1884-1885 годах.
Западные представления о границах были навязаны даже в те страны, которые никогда не находились под контролем европейских империалистических держав. Об этом свидетельствует влияние британских посланников на Королевство Сиам (Таиланд). Очевидно, что точное определение границ колоний не привело к абсолютному контролю метрополий над этими регионами. Часто колониальным державам недоставало средств для полного осуществления власти. Сотрудничество с местными властными элитами и перекрестные претензии были не редкостью.
Несмотря на то что колониальное правление во многих частях мира было недолгим и неполным, введение европейской государственной системы в неевропейских странах привело к серьезным последствиям, которые ощущаются и поныне. Большинство из 193 государств – членов Организации Объединенных Наций имеют колониальное прошлое. В ходе деколонизации после Второй мировой войны политическая карта мира, особенно в Азии и Африке, приобрела свой нынешний вид: колонии превратились в суверенные государства, границы которых часто совпадали с внешними границами колониальных владений (как в случае Африки) или с внутренними административными границами (как в случае французских колоний в Индокитае).
Именно потому, что границы этих стран редко отражали границы этнической или религиозной принадлежности, их независимость привела во многих регионах к конфликтам. Одним из примеров является Индия: создание Пакистана как мусульманского государства Британской Индии в 1947 году и беспорядочный «обмен населением» между индусами и мусульманами привели к бесчисленным смертям.
«Крепость Европа»
С распадом Советского Союза и прекращением существования биполярного миропорядка в 1990-е годы ликвидация границ казалась близкой, по крайней мере, в Европе на тот исторический момент. Действительно, за 25 лет после падения Берлинской стены многочисленные европейские внутренние границы уже не существуют.
Вероятно, в ретроспективе данное изменение будет казаться всего лишь эпизодом. Лодки с беженцами в Средиземном море, выброшенные на берег тела в Лампедузе и высокие заборы из колючей проволоки вокруг испанского эксклава Мелилья в Марокко – вот лишь некоторые доказательства того, что Европа возводит вокруг себя новые стены.
Старые границы могут быть возвращены даже внутри Европейского союза. Великобритания, никогда не входившая в Шенгенскую зону, покидает Европейский союз в марте 2019 года. Кроме того, европейский кризис серьезно расколол старый континент. Наступление правых партий во многих европейских странах, требующих отделения, – плохой знак.
Серен Урбански, научный сотрудник Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана, в настоящее время постдокторант Кембриджского университета. В 2014 году защитил докторскую диссертацию по истории российско-китайской границы под руководством Юргена Остерхаммеля и Карла Шлегеля. В центре его профессиональных интересов находятся история колониализма и история границ и инфраструктур.
