Институт исследования стрит-арта
«Пока уличное искусство — это искусство молодых и живых»

"Бог за работой" / © Kreemos
© Kreemos

Менее года назад в Санкт-Петербурге начал работу Институт исследования стрит-арта. Его соучредители — Михаил Астахов, Полина Ёж и Альбина Мотор — рассказывают о своих планах на будущее, российском уличном искусстве и его коммерциализации.

Как вы формулируете цели и задачи вашей работы?
 
АМ: У нас есть несколько направлений. Первое — это исследовательская часть, в нее же входит и просветительская. Мы изучаем, теоретизируем и поддерживаем художников в их желании высказаться. Начали с того, что делаем открытые просветительские программы — дискуссии, круглые столы. Второе направление — это поддержка художников в организации выставок. Причем мы не фокусируемся на выставках в закрытом помещении, мы стараемся объединять разных художников, in- и outdoor форматы. То есть, это выставки-эксперименты, выставки-исследования, для работы над которыми мы приглашаем кураторов, а сами чаще всего выступаем как продюсеры. Третье направление — это проектная работа, которая позволяет институту выживать финансово. То есть, это курирование и продюсирование арт-программ в открытом городском пространстве.
 
Почему «институт»?
 
АМ: Мы исходили из того, что хотели заниматься исследованиями и практической частью. Есть такое понятие как «проектный институт» — институт, который проектирует что-то, и есть институт как исследовательская платформа. Здесь все сошлось.
 
Есть ли аналоги вашему Институту, вы на кого-нибудь ориентировались при его создании?
 
АМ: Нет, мы не смотрели. Серьезных институций, которые занимаются стрит-артом, немного. У Google Cultural Institute есть, например, попытки архивировать уличное искусство. Может быть, мы когда-нибудь сделаем что-нибудь вместе.
 
Вы делаете для себя какой-то отбор работ и художников, с которыми сотрудничаете? Как отличить — кто художник, а кто — нет?
 
АМ: Важен посыл человека, который что-то произвел на улице. И если есть осмысленное высказывание, стремление как-то отрефлексировать окружающую реальность или свой внутренний мир, при этом вызывая интерес людей к этому жесту, привлекая внимание к какой-то детали городской жизни, или хотя бы попытка это сделать, то на мой взгляд, это  можно отнести к уличному искусству.
 
Стрит-арт всегда реагирует на политические и социальные события. В Греции, например, с экономическим кризисом произошел взрыв активности стрит-арт художников, о чем довольно много уже писали в прессе. Прослеживается ли такая взаимосвязь в российской стрит-арт среде? Насколько она политична и социально активна?
 
АМ: В России есть сильное разделение между граффити-райтерами — это представители субкультуры, они занимаются теггингом —  и уличными художниками. Граффити-райтеры на 100% процентов аполитичны. Они говорят: «Мы против системы, но вне политики».
МА: Нарисовать тэг на доме с оштукатуренной стеной — это вызов системе, и они будут делать это всегда, независимо от страны, времени или обстоятельств.
АМ: Что касается русских стрит-арт художников, то, на мой взгляд, они очень мало рефлексируют на тему внешнего, на тему социальных потрясений, которые происходят. Такие художники есть, но их можно пересчитать по пальцам. Феминистка Зоя, Тима Радя, Слава ПТРК используют стрит-арт как инструмент социального высказывания. Есть Витя Фрукты, tet91, несколько других авторов, которые работают с бытовыми неурядицами на улицах и обращают на них внимание социальных служб. Это те художники, которые на виду. Но традиция русской саморефлексии все-таки больше влияет на лицо русского стрит-арта. Художники размышляют сами о себе и о своем внутреннем мире и вытаскивают процесс и итог этих размышлений в город. При этом очень часто то, о чем они говорят, резонирует с тем, что происходит у людей, которые на это смотрят. Здесь самый образцовый пример — московский художник Кирилл Кто. Он работает в первую очередь с текстом. Или Максим Има — питерский стрит-арт художник, который сознательно избегает сотрудничества с любыми арт-институциями. И у Паши 183 — наверное, одного из самых известных российских стрит-арт художников — всё творчество было про себя, но задевало многих. Просто уличные художники знают каким инструментом воспользоваться, чтобы их личное переживание отозвалось у каждого.
 
Какими проектами вы занимаетесь сейчас?
 
АМ: Один из больших актуальных проектов — «Балансировка» в сотрудничестве с Упсала-цирком, его мы запускаем в мае. Мы будем работать во дворах Калининского района — это спальный район по соседству с Упсала-цирком.  Уличные художники из разных стран будут делать арт-интервенции совместно с жителями. Участвуют ребята из Франции, Аргентины, Крыма, ну и куча местных художников — Москва, Петербург. 
 
Это некоммерческий проект, или подобные мероприятия все-таки приносят доход?
 
АМ: Для «Балансировки» мы занимаемся фандрайзингом. Привезти художников нам помогают международные институты культуры, плюс есть коммерческие структуры, как, например, производители краски, которые предоставляют нам материалы.

  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
  • Балансировка; © фото: Василий Вострухин Балансировка; © фото: Василий Вострухин
То есть, генерального спонсора у вас нет?
 
АМ: Нет.
ПЁ: Мы как раз и затеяли это, чтобы понять, может ли общественная организация с гуманитарными целями находиться на самоокупаемости. Мы все участники этого эксперимента, и что будет дальше, не знаем. Проекту нет и года.
 
А как протекает взаимодействие с префектурой района?
 
АМ: Мы вчера как раз виделись с руководителями одного из районов. Собрали целое совещание. Всем чиновникам очень интересно, но, конечно, они боятся каких-то остро политических или социальных высказываний. Мы, естественно, перестраховываемся и приглашаем художников, которые работают с локальными сообществами, но при этом не лезут в высокую политику. Но, на мой взгляд, теория малых дел, а именно работа с жителями района, здесь намного важнее, чем политика.
 
Как регулируются сейчас подобные художественные интервенции в публичном пространстве? Если художник, допустим, что-то нарисует на стене дома — насколько это легально?
 
МА: Это попадает под 830-й закон об охранных зонах: рисовать на фасадных стенах запрещается. Брандмауэры не затронуты, но, тем не менее, их тоже закрашивают.
АМ: Прекрасная иллюстрация — история с портретом Даниила Хармса на брандмауэре одного из домов у метро «Маяковская» в историческом центре Петербурга. Художник договорился с ЖЭКом, с жилищной управой. Показал эскизы, все сделал, нарисовал. Но появился некий человек, мужчина, который пожаловался. Сказал: «Мне это не нравится, я с этим не согласен».
МА: И тут государственная машина заработала.
АМ: Поскольку работа интересная, подключилась пресса, опубликовали материалы. И что тут говорит главный архитектор Петербурга: работа, возможно, хорошая, но она же не согласована с нами. Она согласована на низшем уровне. Я предлагаю пойти таким путем: закрасить, согласовать с нами и снова нанести.
МА: И это проблема не исключительно Санкт-Петербурга или России, она есть во всем мире. Есть города, которые попытались деятельность художников как-то узаконить. Например, в Риме, который является музеем под открытым небом даже в большей степени чем Санкт-Петербург, существует закон «graffiti regolamento», который обозначает границы дозволенного. Существуют страны, где позволено практически все за очень малым исключением, как, например, страны Латинской Америки. Там это согласуется непосредственно с владельцем дома.
 
Как в таком случае быть с предстоящим проектом «Балансировка», в ходе которого вы собираетесь работать с уличными художниками в спальных районах?
 
АМ: Мы не планируем ничего делать на домах, а создаем временные арт-истории во дворах. Но это будет все-таки немного партизанинг. Администрация нас поддерживает, потому что понимает, что это скучный, тоскливый спальный район и надо в нем что-то делать. Меня очень сильно огорчает непрозрачность тех правил, которые есть. Если все запрещено — окей, запрещено. Но ведь какие-то работы все равно появляются. Есть программа «Сто легальных стен», а где эти стены и какие там правила, никто не знает, и конкретной информации не найдешь.
ПЁ: Поэтому тему культурной политики мы поднимаем постоянно.
АМ: Совместно с различными экспертами мы сейчас разрабатываем предложение властям города, как может выглядеть современная городская культурная политика. Наша часть — это паблик-арт. Мы изучаем правила, как это работает в разных странах и городах, каким образом паблик-арт может появляться, и в каких случаях это согласование обязательно, а в каких нет. Мы хотим, чтобы речь шла не только о системе ограничений, но и об их снятии в определенных ситуациях. Чиновникам проще запретить, поэтому важно, что в данном случае инициатива идет от людей, которые являются субъектами культурной жизни города.
 
Как обстоит дело с уличным искусством в регионах?
 
ПЁ: В Москве и Санкт-Петербурге уличное искусство гораздо меньше представлено, чем в регионах. Если говорить об основных центрах уличного искусства, то это Екатеринбург, Нижний Новгород.
МА: Нижний Новгород в этом смысле очень особенный город. Там можно говорить о школе со своим стилем, которая гораздо больше вдохновляется русским искусством, чем то, что мы видим в двух столицах. Это все достаточно молодые художники: команда «Той», Андрей Оленев, Андрей Дружаев, Никита Номерц. Работы Никиты, кстати, несколько лет назад начали попадать в международные рейтинги, списки топ-100 лучших уличных работ.
 
Продолжая тему рейтингов, насколько уличное искусство котируется на арт-рынке? Насколько охотно уличные художники идут на сотрудничество с различными институциями или предпочитают оставаться в андеграунде?
 
МА: На многих современных российских художников уже обратили внимание галереи — например, RuArts и т.д. И стоимость работ российских уличных художников возрастает от года к году кратно. Речь идет, конечно, о холстах — потому что стену не купить.
АМ: Многие уличные художники имеют какую-то основную работу. И часть своей зарплаты и времени тратят на краску и на то, чтобы порисовать где-то в городе. Есть очень много таких людей. И когда художнику нужно уже нечто большее, чем улица, и его деятельность становится профессией, он сам идет в сторону «коммерциализации» своей деятельности, потому что видит в этом профессиональный рост. Здесь два основных пути: делать работы в общественном пространстве под заказ — то, что называется «оформиловкой», либо расширять свой диапазон и начинать делать галерейные работы. Поэтому довольно большое количество художников переходит в эту плоскость.
МА: Если говорить об арт-рынке, то появляется узкий пласт коллекционеров, которые осознанно начинают интересоваться работами уличных художников или русским уличным искусством. Их немного, пока в пределах пальцев одной руки, но коммерческая динамика показывает, что этот круг будет расширяться. Конечно, он будет некоторых художников развращать. Но это процесс достаточно объективный. Пока это искусство молодых и живых, поэтому тотальная коммерциализация у него впереди.