Интервью с Мариной Кореневой
«Немецкому читателю все время напоминают о существовании русской литературы»
Татьяна Сохарева
Литературовед и переводчик Марина Коренева в 2018 году представляла Россию в переводческой резиденции в Штралене. В интервью она рассказала о формах поддержки переводчиков в России и Германии, роли профессионального сообщества и репутации русской литературы за рубежом.
Не могли бы вы рассказать о переводческой резиденции в Штралене? Существуют ли такие формы поддержки переводчиков в России?
Переводческая резиденция в Штралене предоставляет возможность переводчикам, приезжающим сюда, в этот небольшой городок на границе с Нидерландами, провести здесь некоторое время и поработать в спокойной обстановке, пользуясь многотысячной библиотекой, в которой собраны книги по самым разным отраслям знаний на самых разных языках. И одновременно пообщаться с коллегами: обсудить какие-то конкретные языковые проблемы или просто посоветоваться. В 2018 году Штраленский дом переводчиков отмечал свое сорокалетие. К этой дате был приурочен семинар, посвященный одному из самых значимых немецких писателей XX и XXI века — В. Г. Зебальду и собравший за одним столом шестнадцать переводчиков (из Италии, Чехии, Словакии, Венгрии, Финляндии, Швеции, Голландии, Греции, Польши, Болгарии, Македонии, Дании, Литвы и России), которые на протяжении недели вместе работали над текстами Зебальда и обменивались опытом.
У нас в стране, к сожалению, нет ни такого рода институтов, ни такого формата. Единственное, что есть, — это русско-немецкая мастерская художественного перевода, но без поддержки немецкой стороны не было бы и ее. Она проводится ежегодно — один раз в Германии, один раз в России. Но это, как вы понимаете, капля в море, потому что люди расходятся, и не очень понятно, попадут ли они в эту мастерскую во второй раз. Польза от таких мероприятий, несомненно, есть, но пока они не влекут за собой каких-то ощутимых последствий. При этом репутация немецкой литературы в России очень плохая — издательства не спешат искать и издавать немецких авторов: тиражи небольшие, продается все это плохо. Поэтому очень многое зависит от усилий переводчика. Если в нем не поддерживать энтузиазм, у него не родятся идеи, с которыми он мог бы прийти к издателю. Только переводчик сегодня может изменить эту ситуацию. А если молодых оставлять наедине с собой, ничего у нас не получится.
Молодые переводчики нередко уходят из профессии, потому что непосредственно письменным переводом приходится заниматься в свободное от основной работы время...
Да, эта ситуация не новая, так было всегда. В нашей стране жить переводами практически невозможно. Даже в советское время лишь немногие переводчики могли существовать на гонорары, хотя те были значительно выше, чем сейчас. Почти все переводчики постсоветской эпохи занимаются чем-то еще — преподаванием или устным переводом, а для работы над художественной литературой остается только условно «свободное» время. Получается, что этим можно заниматься только из любви к искусству: ведь даже маленькая детская книжка требует от тебя иногда таких же усилий, как и сложный философский текст, а вознаграждение за этот труд никак не сообразуется ни с твоими усилиями, ни с конечным результатом. Так что переводчики художественной литературы сегодня — это такой клуб маньяков, готовых жертвовать своими силами и временем ради искусства.
Как с этим обстоят дела в Германии? Можно ли сказать, что немецким переводчикам проще живется?
Ситуация в Германии существенно отличается от нашей. Во-первых, основная часть переводчиков там, как правило, больше нигде не работает. Их гонорары, конечно, тоже несколько уменьшаются, но у них по крайней мере есть защита в виде профсоюза, который отстаивает их права, — например, следит, чтобы переводческие ставки не опускались ниже определенного минимума. У нас такой защиты нет, поэтому многие переводчики (особенно молодые) зачастую оказываются во власти издателей и радуются любой возможности просто опубликовать свою работу — не имея при этом права влиять на формирование издательского портфеля. Если раньше переводчики все же могли самостоятельно выбрать текст, предложить его издателям и довести до публикации, то теперь это происходит все реже.
Возможно ли появление такого профессионального объединения в России? Сейчас в соцсетях довольно активно ведутся споры о профессиональной этике в переводческой среде.
Думаю, что нет. Конечно, это движение в правильном направлении, но, по-моему, у нас объединений всегда было больше, чем нужно. Вроде бы союзы есть, а практической «пользы» от их деятельности нет. К тому же, такими методами мы все равно не сможем заставить издателей изменить свое отношение к немецкой литературе и наконец проявить к ней интерес. Даже если мы через профсоюз добьемся того, чтобы гонорар не опускался ниже определенной суммы, то итог этой «победы» может быть печальным: немецкую литературу, которая и так вытеснена на периферию русского культурного пространства, просто перестанут издавать. И, боюсь, никто не заметит ее отсутствия.
А с чем связано отсутствие интереса к немецкой литературе? Можно ли говорить о монополии английского языка?
Не уверена, что стоит говорить именно о монополии, но, конечно, многие издатели так или иначе ориентируются на английский язык. Даже если речь идет о какой-то другой литературе — испанской, французской или немецкой — все прежде всего смотрят, переведено ли произведение на английский. Это такая отправная точка. Если есть положительные рецензии и отзывы на английском, то книга из другого языкового пространства имеет шанс попасть на наш литературный рынок. Проблема еще в том, что немецкая литература считается очень «тяжелой», потому что темы, которые поднимают немецкие авторы, либо слишком далеки от нашей реальности и наших проблем, либо обращены к собственной истории, которая, хоть и сопряжена частично с нашей отечественной историей, но все же осмысляется в совсем другом «пространстве памяти», где действует совершенно иная культура и этика воспоминания. И еще один аспект, который мне кажется существенным, — это своеобразная «пестрота» современной немецкой литературы, ее «культурное многоязычие». Есть даже специальная Премия имени Адельберта фон Шамиссо, которая вручается авторам-иностранцам, пишущим по-немецки. Таких текстов очень много, они довольно любопытные, но для нас этот пласт литературы оказывается абсолютно нерелевантен.
В последнее время у нас начали активно переводить В.Г. Зебальда. Меняется ли его статус сегодня?
Нет, не меняется. Я первой перевела Зебальда на русский язык: в 2006 году издательство «Азбука» выпустило в свет его роман «Аустерлиц». В тот период — больше десяти лет назад — он был совершенно не услышан. Только усилиями поэтессы Марии Степановой, которая открыла для себя Зебальда через Сьюзен Зонтаг, как это часто бывает, удалось найти издательство, решившее этого автора у нас оживить. Это было «Новое издательство» Андрея Курилкина. Я бы сказала, что для той узкой прослойки, которой Зебальд был интересен десять лет, он по-прежнему актуален. Этот автор, конечно, не предназначен для массового чтения, но интерес к нему есть. Например, в БДТ (Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова, — прим.ред.) сейчас готовится постановка по роману «Аустерлиц» — его ставит молодой режиссер Евгения Сафонова. В январе будет премьера.
В англоязычном мире есть легенды, вроде Дэвида Фостера Уоллеса, который только сейчас нашел своего переводчика. Есть ли такие же «больные места» в немецкой литературе?
Думаю, что нет. Самым главным «больным местом» был Зебальд, но сейчас с ним все более или менее хорошо. Никаких пропущенных открытий, как мне кажется, у нас нет. Сейчас такой период, когда нужно вспоминать пропущенных классиков XIX века, потому что там довольно много лакун.
Кого из классиков, например?
У нас, например, практически не переведен весь корпус немецких романтиков. Если обращаться к XX веку, то в Европе мы наблюдаем сейчас всплеск интереса к Фалладе, который у нас тоже не очень хорошо представлен — в основном с пропусками и приглаживаниями, как это часто случалось в советское время. Сейчас его книги активно переиздаются, по рукописям, с восстановлением авторской правки и цензурных «выпусков», потому что в ГДР тоже многое купировалось, книги издавались не в полном объеме.
Нуждаются ли немецкие авторы, изданные в советское время, в повторном переводе?
В случае с советскими переводами нужно для начала сличить их с оригиналом. Потому что в то время существовал очень сильный институт редакторов со своей языковой идеологией, которые часто выполняли функцию цензоров. В частности советская школа перевода была ориентирована на нормативный литературный язык, а исходный текст далеко не всегда был нормативный — все-таки немецкие авторы пользовались свободой языкового творчества и могли намеренно оставить какие-то стилистические «неровности», которые считались недопустимыми для советского переводчика. Поэтому у нас так часто выпускались переводные книги, написанные хорошим русским языком, который при этом не всегда отражал авторские «шероховатости». Кроме того, мы знаем, что любой перевод неизбежно устаревает, — мало какой текст живет дольше 50 лет. Я не могу сказать, хорошо это или нет. Если брать классические тексты XVIII и XIX века, то переводчики начала XX века в любом случае по своему языковому ощущению были ближе к переводимым авторам, чем, например, я, и потому в каком-то смысле они, при всех возможных огрехах, часто дают нам все же более «достоверный» текст, чем тот, который может создать современный переводчик.
Переводят ли русскую литературу в Германии? Есть ли к ней интерес?
С презентацией русской литературы в немецкоязычной среде все более или менее благополучно. К каждому юбилею наших классиков обязательно переиздают, выходят новые переводы. Так было с Достоевский и Толстым. Сейчас идет тургеневский год. Так что немецкий читатель имеет возможность познакомиться с разными переводами. Скажем, Гоголь в переводе Веры Бишицки существенно отличается по тональности от переводов прошлых лет. Немецкому читателю все время напоминают о существовании русской литературы, повторяют, что она великая. Активно переводится XX век. Например, только что вышел первый том четырехтомника Марины Цветаевой. Он включает в себя прозу в переводе Ольги Радецкой. Издание подготовила известная поэтесса Ильма Раукза. Так что, можно сказать, наша литература — в хороших руках.
