Аксель Шильдт
Партнерство городов Гамбург – Ленинград (Санкт-Петербург)

Гамбург
© Colourbox

Совсем недавно, находясь с визитом в Санкт-Петербурге, первый бургомистр Гамбурга Олаф Шольц отметил: «Гамбург и Санкт-Петербург – города-побратимы и порты-побратимы». В 2017 году этому партнерству исполнится 60 лет. К его 50-летнему юбилею в 1997 году в Гамбурге была торжественно открыта улица Санкт-Петерсбургер-штрассе, а в Санкт-Петербурге появилась Гамбургская площадь. Интересно было бы узнать, что придумают в 2017 году. В любом случае, речь идет о партнерстве, которое возникло в тяжелые времена, и, будем надеяться, выстоит и в нынешней непростой политической ситуации.
 
В дальнейшем своем рассказе я буду опираться на два текста: статью, где эскизно обозначены основные черты партнерства Гамбурга и Ленинграда (ее написал мой коллега Франк Байор для книги «19 дней Гамбурга», в 2012 году изданной моим Институтом по исследованию современной истории в Гамбурге (FZH)), и на очерк истории молодежного обмена между Гамбургом и Ленинградом в 1959-1991 годах (его я в том же году опубликовал в журнале «Общества истории Гамбурга»). Кроме них нет никаких научно-исторических работ на эту тему, можно сказать, что это непаханое поле для исследований.
 
Я хотел бы рассмотреть с исторической точки зрения первые три десятилетия партнерства двух городов. 1991 год окончательно подведет черту – с концом советской эпохи постепенно угас молодежный обмен, которому я прежде всего хочу посвятить данное исследование.
 
Обратимся к самому началу. Путь к партнерству между Гамбургом и Ленинградом был далеко не гладким. 60 лет назад, а именно 27 марта 1957 года, над входом в гамбургскую ратушу реял советский красный флаг с серпом и молотом. Кто не читал газет, не слушал радио и не знал, что в городе находится с визитом посол Советского Союза в ФРГ Андрей Андреевич Смирнов, тот, вероятно, был бы сильно удивлен. Ведь всего несколько месяцев назад была запрещена Коммунистическая партия Германии, с особым ожесточением велась холодная война. «Зовьеты», как выговаривал канцлер, «русские», «Иваны», как их называли в народе, служили пугалом, которое использовалось и во внутренней политике. Партия ХДС/ХСС, намекая на СДПГ, писала на предвыборных плакатах: «Любые дороги марксизма ведут в Москву».
 
Если еще добавить, что поднять флаг решил Гамбургский сенат, где до осени 1957 года заседали ХДС, СвДП и националистская правоконсервативная Немецкая партия, то можно запутать читателя окончательно.
 
В 1955 году между Советским Союзом и ФРГ были установлены дипломатические отношения. Однако очень скоро они резко ухудшились в связи с подавлением протестного движения в Венгрии. Правительство в Бонне, где были представлены те же политические партии, что и в Гамбургском сенате, распорядилось поддерживать с Советским Союзом лишь минимально необходимые отношения. Как выразился высокопоставленный представитель Министерства иностранных дел в разговоре с доктором Вильгельмом Дрекселиусом, синдиком Гамбургского сената (так раньше назывались государственные советники), необходимо было «везде, где только можно, держать русских в ежовых рукавицах». Когда предшественник Смирнова Зорин в 1956 году специально приехал в Гамбург, чтобы посетить гастроли Ленинградского симфонического оркестра, он даже не был принят в ратуше. Но годом позже Гамбург уже не желал выполнять политические директивы Бонна и придерживаться предписанной стратегии в холодной войне.
 
Визит Смирнова предварил грядущее партнерство городов – именно тогда Смирнов передал Сенату официальное приглашение Горсовета Ленинграда, направленное с целью «внести заметный вклад в дальнейшее улучшение отношений между нашими странами», как утверждалось в его тексте. Министерство иностранных дел в Бонне поспешило вмешаться и сообщить, что не придает этому визиту особого значения. Гамбург с достоинством и уверенностью ответил, что вмешательство Бонна не сможет помешать ему следовать собственной политической линии. Историки того времени говорят в этой связи о таком явлении как «гамбургская внешняя политика», так называемая «политика Эльбы». Откровенно говоря, ганзейский город здесь следовал своим кровным экономическим интересам. Железный занавес, протянувшийся через всю Европу, после окончания Второй мировой войны отрезал гамбургский порт от стран Востока, от Восточной и Средней Европы и тем самым поставил под угрозу само его существование. Улучшение отношений с Советским Союзом должно было, с одной стороны, способствовать разрядке общей политической напряженности между двумя блоками, которая помогла бы расти экономике, с другой стороны – напрямую содействовать развитию торговли с Советским Союзом. В 1931 году, в разгар мирового экономического кризиса, СССР с грузооборотом в 1,5 миллиона тонн не имел конкурентов в гамбургском порту. В 1955 году от прежнего грузооборота осталась лишь малая часть, всего 5% или 75 000 тонн. Поэтому курс на улучшение отношений поддерживали все правительства города, какого бы толка они ни были: социал-демократические с 1950 по 1953 годы, буржуазные (ХДС, СвДП и Немецкая партия) с 1953 по 1957 годы, социалистически-либеральные (СДПГ-СвДП) с 1957 по 1961 годы. Таковы были обстоятельства в то время, когда не состоявший ни в одной из партий начальник портового и складского хозяйства Гамбурга Эрнст Плате вел активные переговоры с советской судоходной и судопрокатной организацией «Совфрахт», убеждая ее основать торговое представительство в гамбургском порту, каковые уже имелись у Польши и ЧССР. Сотрудничество с Польшей тогда расширялось: появились постоянные рейсы в Гамбург и обратно, гамбургские фирмы принимали участие в ярмарке в Познани. Будучи президентом Бундесрата, Зивекинг предложил установить с Польшей дипломатические отношения и даже намекнул на признание линии Одер-Нейсе в качестве государственной границы. Дипломатические усилия предпринимались и в отношении ЧССР, у которой была своя территория в гамбургском порту. Гамбургские фирмы участвовали в ярмарке в Брно, представители Сената вели прямые торговые переговоры в Праге. В середине 1950-х годов объединение гамбургских поставщиков также обсуждало вопросы расширения торговых и транспортных сообщений с государственным внешнеторговым предприятием из ГДР, компанией «Деутранс» – как важный шаг к воссоединению Германии и окончательному установлению мира в Европе. Гамбург снова должен был стать «воротами в мир для единой Германии». А для гамбургских властей прежде всего было важно отговорить ГДР от строительства океанского порта в Ростоке, начатого в 1957 году.
 
В такой вот обстановке бургомистр Курт Зивекинг предложил Гамбургскому бюргершафту в рамках общей внешнеполитической стратегии открыть в Гамбурге советское генеральное консульство. Гамбургские политики, разумеется, знали, что в конечном итоге в вопросах торговли с Востоком они должны придерживаться линии, определенной на переговорах в Бонне, и что город, будучи одной из федеральных земель, не мог самостоятельно заключать двухсторонние договоры с Советским Союзом. Но тем не менее Гамбург достаточно уверенно пытался маневрировать в рамках установленных границ, и партнерство городов, с которого могли начаться более тесные связи, казалось политически вполне возможным. Федеральный канцлер Конрад Аденауэр был в ярости и в протестном письме жестко упрекал своего товарища по партии и первого бургомистра Зивекинга, подчеркивая, что принимать приглашение в Ленинград – значит подрывать немецкую внешнюю политику. Очевидно, канцлер понимал: тут речь не просто о дружеской встрече двух городов, немецкого и русского.
 
В этом месте так и хочется расписать в красках, какого невысокого мнения о либеральном гамбургском отделении ХДС были коллеги по партии на федеральном уровне и в особенности Конрад Аденауэр. Но от этого я по причине нехватки времени все же удержусь. Скажу лишь одно: на заседаниях федерального правления ХДС Аденауэр не раз распекал строптивых либеральных «несогласных» из Гамбурга, например, того же депутата Бундестага Герда Буцериуса, близкого друга Зивекинга, который в 1962 году еще и вышел из ХДС. Неукротимый гнев Бонна, направленный против «гамбургской компашки», то есть изданий «Шпигель», «Штерн» и «Цайт», который вылился в 1962 году в полицейскую акцию против журнала «Шпигель», якобы сорвавшегося «в пропасть госизмены», объясняется не в последнюю очередь противоречиями между Бонном и Гамбургом в 1950-е годы.
 
После того, как Аденауэр высказался категорически против визита в город на Неве в 1957 году, первый бургомистр Зивекинг, бывший тогда еще и президентом Бундесрата, отказался от личного участия в нем и заверил немецкого посла в Москве Вильгельма Хааса, что поездка служит «исключительно коммуникативным целям». Когда после этого гамбургская делегация, в составе которой были сенаторы Эрнст Плате (портовое хозяйство) и Ханс-Хардер Бирман-Ратьен (СвДП, ответственный за культурные связи), в 1957 году оказалась в Ленинграде, то советская сторона чрезвычайно аккуратно придерживалась заявленного «коммуникативного» характера встречи. Торжественные приемы сменялись посещениями концертов и музеев. Сенатор Плате, ответственный за порт, в комментариях для прессы постоянно подчеркивал: «Гамбург готов к диалогу с русскими». Но при этом он не разделял позицию Министерства иностранных дел, которое отмечало, что, дескать, «мы, немцы», опасаемся русских. Советская сторона, в свою очередь, так старалась быть политически корректной, что избегала любых политически-исторических замечаний. Например, когда Плате в одной из застольных речей коснулся потерь Ленинграда во Второй мировой войне, то первый заместитель председателя Ленинградского горисполкома Василий Толстиков примирительно ответил: «Что было, то прошло». Не должно было проскользнуть ни намека на преступления немецких войск ценой в миллионы человеческих жизней, никаких упоминаний о голоде в Ленинграде, о блокаде. Весь визит должен был пройти абсолютно вне политики – ради того, чтобы в результате удался смелый дипломатический ход: неформальная (пока что) договоренность о партнерстве городов, которая официально именовалась «дружбой». Она не была зафиксирована письменно или подтверждена документально, не было ни подписей, ни печатей. Соглашение было скреплено простым рукопожатием. Во время ответного визита советской делегации в Гамбург в октябре 1957 года первый бургомистр Зивекинг на торжественном приеме сказал: «Нужно, чтобы на место страха пришло взаимопонимание».
 
Партнерство портовых городов (кстати, Ленинград был в три раза больше Гамбурга) было первым партнерством между западногерманским и советским городом, а также вообще самым первым для Гамбурга. В 1958 году Гамбург стал побратимом французского порта Марселя, стремясь примириться с прежними военными противниками как на Востоке, так и на Западе. Как уже говорилось, такую политику взаимопонимания в интересах экономики и торговли единодушно поддерживали все партии Гамбурга. Сенаты социально-демократического состава продолжали начатую так называемым гражданским блоком особую политику, «политику Эльбы». В 1963 году бургомистр Пауль Неферман отправился по морскому пути в Ленинград на борту судна «Герб Гамбурга», в 1964 году русская сторона приняла приглашение на юбилей гамбургского порта; в 1966 году новый бургомистр Гамбурга нанес визит в город на Неве. С тех пор число поездок только росло. В Ленинград приезжали сенаторы, представители университета, спортивные функционеры и спортсмены (последние – на Спартакиаду 1969 года). И все они принимали ответные визиты советской стороны.
 
Развитие партнерства городов вплоть до распада Советского Союза – о котором я хотел бы рассказать во второй части моего доклада – можно рассматривать как дипломатию «на низшем уровне», как внешнюю политику снизу и вместе с тем как внутриполитическую борьбу в Германии, отразившую глобальные общественные изменения. В качестве примера я выбрал молодежный обмен – в том числе и потому, что документы Гамбургского молодежного объединения находятся в архиве нашего института. По ним можно восстановить детальную картину – пусть даже в рамках данного доклада она может быть представлена только эскизно. С 24 августа по 2 сентября 1960 года делегация ленинградского комсомола (Комитета молодежных организаций) в составе трех человек впервые побывала в Гамбурге, ответный визит состоялся в июне 1961 года, то есть за два месяца до постройки Берлинской стены. Вскоре проявились дискурсивные стратегии холодной войны: с немецкой стороны критиковалась несвобода, которую принесла диктатура в Восточную Германию, советские молодежные функционеры говорили об угрозе миру во всем мире со стороны западного империализма и о том, что в ФРГ поднимают голову милитаризм, фашизм, нацизм и реваншизм. Это соответствовало уже устоявшимся лозунгам «за свободу» на Западе и «за мир» на Востоке. Однако с обеих сторон подчеркивалась важность диалога, обе стороны стремились понять друг друга и как могли укрепляли «дружбу народов». А кем, собственно, были действующие лица с гамбургской стороны? Прежде всего необходимо назвать Герхарда Вебера. Он был пастором, руководителем гамбургского отделения Юношеской христианской ассоциации, членом СвДП, в течение многих лет – депутатом Гамбургского бюргершафта, а в 1960 году – председателем Гамбургского молодежного объединения, куда входили различные молодежные организации города. Молодежный обмен не пережил бы политических кризисов холодной войны, если бы не было всех тех усилий, которые десятилетиями прилагал Вебер. Когда в августе 1961 года была построена Берлинская стена, Гамбургское молодежное объединение отменило намеченную на октябрь поездку в Ленинград, но уже год спустя русская делегация из 17 человек приехала в Гамбург. Решительнее всех тогда протестовал Союз немецкой католической молодежи – он требовал немедленного отъезда гостей, причем при некоторой поддержке прессы. Бывшие в ходу аргументы характерны для мышления фанатичных бойцов холодной войны, сражавшихся на стороне Запада. Юрген Валь, референт по образовательной работе в сфере политики в головном отделе Объединения немецкой католической молодежи, писал, что только благодаря вето представителей католиков «немецкое молодежное объединение не отчалило прямым рейсом к берегам Москвы-реки под давлением большинства, состоящего из социалистов или просто любителей попутешествовать». В Гамбурге, по его словам, было совсем не так: «лидеры католической молодежи были провалены при голосовании», и председатель Гамбургского молодежного объединение Герхард Вебер, как казалось, «задумал перещеголять западноевропейских нюрнбергских паломников времен больших довоенных встреч гитлерюгенда». «Фракция контакта» в Гамбурге, считал Валь, либо попросту наивна – и тогда ей не стоит доверять образовательные мероприятия в сфере политики, – или же она действует сознательно, и тогда (тут тон становился уже угрожающим) к ней тем более стоит присмотреться повнимательнее. И действительно, либерал Герхард Вебер в глазах местного отделения Федеральной службы защиты конституции практически всегда был потенциальным врагом государства. В 1962 году в Гамбургском молодежном объединении при голосовании о продолжении молодежного обмена ему удалось получить 57 голосов «за» при 4 «против» и 18 воздержавшихся. Но годом позже оппозиции удалось на несколько месяцев провести на пост заместителя председателя другого кандидата вместо него – из-за того, что он вместе с группой от Юношеской христианской ассоциации по приглашению Союза свободной немецкой молодежи совершил поездку в Росток.
 
Но все же политика разрядки набирала силу, а вместе с ней и молодежный обмен с Ленинградом. Делегации становились все более многочисленными, рамки дискуссий все шире, с 1970-х годов обе стороны организовали проживание в семьях. Достаточно острые разговоры на политические темы, туристическая программа, возможность общаться в частном кругу способствовали взаимному интересу молодых людей (в период разрядки 1970-х из СССР приезжали уже не только функционеры). Молодежный обмен становился чем-то само собой разумеющимся, делегации росли и насчитывали десятки участников. В 1975 году начались переговоры о расширении контактов, о проведении мероприятий вне рамок ежегодных визитов: обмен напрямую между школами и университетами, в области профессионально-технического образования, среди групп молодежи, профсоюзов, работников пожарной охраны и т.д. Отношения, существовавшие до того в форме молодежного обмена, все больше становились частью полнокровного сотрудничества между двумя городами.
 
Только что я упоминал острые разговоры. Это относится прежде всего к последнему десятилетию обмена между Гамбургским молодежным объединением и ленинградским комсомолом. В атмосфере очередного похолодания, случившегося после ввода советских войск в Афганистан (тогда США поставляли движению «Талибан» ракеты «земля – воздух»), мы обсуждали, например, бойкот Олимпийских игр в Москве в 1980 году, свободу мнений в Советском Союзе (ключевое слово было «диссиденты») и прежде всего атомные электростанции (Чернобыльская катастрофа тогда послужила доказательством их опасности). Русские молодые люди, в свою очередь, удивлялись феминизму и новому женскому движению в ФРГ и другим явлениям, например, антиавторитарному течению в школьной педагогике, которое виделось как сомнительное отступление от традиций. Можно констатировать, что в разговорах между нами больше не было табу, которые следовало соблюдать, не было тем, которые надлежало вынести за скобки. Воздействие этих разговоров, конечно, нельзя точно измерить, но его явно не следует недооценивать.
 
Оглядываясь назад в прошлое, можно с уверенностью сказать: хорошие отношения Гамбурга и Ленинграда сохранялись, несмотря на охлаждение между Востоком и Западом на международном уровне. В 1979 году прошли дни Гамбурга в Ленинграде, в 1981 – дни Ленинграда в Гамбурге с богатой культурной программой. Стоит также упомянуть, что в конце 1970-х годов стал заметен такой моральный фактор или, по крайней мере, второй план: партнерство с Хельсинки стало для Гамбурга не только очередным шагом в политике разрядки (служившей, в конце концов, торговым интересам города), но и моральным обязательством, возникшим после войны, которую Германия вела на Востоке. Символичным для этого периода стала передача телефильма «Холокост» из США, а также публикация первых книг о преступлениях Германии в отношении советских военнопленных (например, Кристиан Штрайт, «Не товарищи» (1982)). Но все же эти историко-политические аспекты не играли в дальнейшем определяющей роли.
 
Во второй половине 1980-х годов, когда новыми русскими волшебными словами стали «гласность» и «перестройка», делегации Гамбургского молодежного объединения предлагали перед поездкой задаться такими вопросами: «Что происходит у наших друзей? Сможет ли Горбачев настоять на своем? Как все происходящее отражается на обычной, повседневной жизни?» (1987).
 
В Ленинграде в 1989 году в программу также входили встречи с представителями Ленинградского народного фронта, местной некоммунистической организации, объединявшей оппозиционные группы – ее официально не регистрировали, но и не запрещали. Комсомол энергично поддерживал процессы демократических преобразований. К большому недоумению гамбургской молодежи, это выражалось в том числе и в стремлении во что бы то ни стало перенять экономическую систему капитализма. Отныне представителей комсомола больше всего интересовали контакты с независимыми предпринимателями и молодыми руководителями из Гамбурга. Общая тема их последнего визита в ганзейский город в 1991 году была сформулирована так: «Молодежь в рыночной экономике: возможности и проблемы». Весной 1992 года в Санкт-Петербурге было открыто представительство Гамбургской торговой палаты, которая способствует развитию экономических отношений между предприятиями из обоих городов.
 
Стоит учитывать, что представления о системе рыночной экономики как о рае часто были иллюзорными и возникали на фоне жестокой социальной нищеты, характерной для Ленинграда начала 1990-х годов. Когда в конце 1990 года обеспечение населения продовольствием стало внушать серьезное беспокойство, граждане Гамбурга послали в город на Неве более 400 000 посылок, в следующем году – 10 000 тонн картофеля. Тысячи благодарственных писем ленинградцев старшего поколения, многим из которых довелось пережить блокаду, свидетельствовали об эмоциональном воздействии, которое смогла оказать гамбургская внешняя политика, проводившаяся с 1950-х годов.
 
Когда перестал существовать комсомол и возник обычный частный туризм, то стал уже не нужен двухсторонний обмен, который проводили молодежные организации Гамбурга и Ленинграда. Но политическое и культурное значение партнерства городов и молодежного обмена, который последовательно осуществлялся на протяжении более чем трех десятилетий – это и есть вклад Гамбурга в преодоление свойственного холодной войне мышления, которое делит всех на друзей и врагов. Его следует оценить очень высоко. Я всего лишь историк, то есть пророк, обращенный в прошлое. Но я убежден, что партнерство между Гамбургом и Санкт-Петербургом переживет и нынешний непростой период в немецко-русских отношениях и, может быть, как-то посодействует их улучшению.